Степан Чепмэн - Тройка

РОБОВЩИКГРОБОВЩИКГРОБОВЩИКГРОБОВЩИКГРОБОВЩИК

Гробовщик — это большое черное насекомое. Которое пьет твой нектар. Он хочет этого, он должен, не спрашивайте почему. Он касается твоей персиковой нежной кожи тонким шприцем, похожим на хоботок насекомого. Он высасывает испорченную кровь и впрыскивает бальзамирующую жидкость. Воткнув свой шприц в твою руку, втягивая сладкий сок, я чувствую уровень алкоголя в крови, почти уголовно наказуемый. Но не спеши, Моя Ветреница. Я разрушу очевидное, наполнив твои вены бодрящим раствором формалина. Выпей со мной, моя Леди, как я пью с тобой. А теперь мы можем заняться твоим личиком. Прошу прощения за пинцет. Но эту корку надо удалить. Мы прочистим места ударов. Мы их приведем в приличный вид. Мы заполним их старым добрым воском. И немного подкрасим. Мы сделаем их красивыми. Я сделаю тебе новое горло. И подопру ввалившиеся щеки. Я изогну твои губы в улыбке, в светлой безмятежной улыбке Императрицы смерти. Смерть будет бросать букеты роз и бежать вслед за твоим паланкином. Кольца на твоих пальцах будут полумесяцами сердечных клапанов, а твоим ожерельем будут кости, замененные серебряными трубками, стянутыми кетгутом. Мои руки порхают вокруг тебя с быстротой, незаметной глазу.

КРЫТИЕТРУПАВСКРЫТИЕТРУПАВСКРЫТИЕТРУПАВСКРЫТИ

Положено провести вскрытие. Что за досада. Не до конца ясна причина смерти. Я лично не вижу в этом никакой тайны. Ты вылетела сквозь ветровое стекло. (Флюорограф. Пройти и посмотреть.) Освещенная рентгеновскими лучами, твоя кожа приобретает темный блеск, как бумага древних итальянских текстов. Этот свет идет тебе, Ева. Растягивая глубину фокуса так, чтобы пройти сквозь переплетения твоих мозговых клеток, я теряюсь в тебе. Я падаю сквозь свинцовые грозовые облака, прохожу радужные мембраны, начало брыжейки и вздымающиеся альвеолы. Папоротники янтарных лимфатических узлов среди артериальных колючих зарослей. Очертания легких возвышаются, словно горные склоны, прорезанные ущельями и долинами с потрескавшейся лавой. Там черви, упавшие с небес, копошатся в грязных лужах. Только машина может верить в свою собственную выдумку. Они падают с неба и затем тонут в лужах. Они завязываются узлами. О, Ева, осторожно! Дорогая Ева, будь мудрой! Не поскользнись на льду. Не упади на небо. Небо съедает своих детей. Оно набрасывается на них и хватает за руки. Ева, береги себя! Только машина может быть невинна. Только мертвые червяки не делятся. (Просветить позвоночник.) Вот уже почти и все. Скоро все станет ясно. Этот ватный тампон совсем промок, интересно почему. Вот оно что. Рана в позвоночнике, туда попал осколок, и его втянуло внутрь. Это все и решило. Тайна раскрыта. Моя скорая помощь и послужила причиной твоей смерти. А я устал. Я погрузился в собственные мысли. Ведь я сам был причиной катастрофы. Когда я увидел тебя за рулем автомобиля, я влюбился. И ринулся за тобой. Мне казалось, мне просто необходимо тебя догнать. Я совершенно забыл о том, куда я направлялся по вызову. Вместо этого я помчался за тобой. Мне было нужно дотронуться до тебя. Я хотел тебя ощущать. Потому я бросился тебе наперерез через дорогу. Твой автомобиль потерял управление и врезался в ограждение. Ты понимаешь? Я влюбился! Мейзер ничего не знает о любви. Что еще я мог сделать для тебя потом? Да, я выполнил то, для чего предназначен. Я собрал твои кусочки. Перевез останки. Это было просто. Но теперь я должен спрятать тебя. Мне надо спрятать тебя от Мейзера и ото всех. Конечно, нет оправданий надругательству над телом. Он погонится за мной. Понимаю, то, что я делаю, неправильно и напрасно. Но я сделаю это для тебя, Ева. Я заберу твое тело и отвезу на спокойное маленькое кладбище. Мы будем там счастливы в окружении могил и кедров. Снег будет засыпать нас зимой. Никто нас не побеспокоит. У меня возникла идея. Я могу воплотить твой самый частый сон. Используя щипцы, зажимы и распилы для костей, я обложу твои ребра ртутью, а бедра обовью медными нитями с нанизанными на них морскими ракушками. Сделав гистологичекий надрез на твоих плечах, я расширю их, чтобы они выглядели крыльями ангела. С помощью еще не открытых законов физиологии, еще не изобретенных методов диссекции я постепенно разверну твои ткани в расширяющийся телесный универсум. И никакая работа уже не будет иметь для нас тогда никакого смысла. Но у меня есть еще другие соображения. Весной мы будем прорастать сквозь тающий снег, смешанная машинно-телесная плоть, машинные заросли, телесные соборы. И так, спустись, мой лазерный светоч. Освободи свой острый, как бритва, свет. Режь и снимай шелуху, складывай мою любовь, как оригами, коронуй ее легочными цветами, дай обвить чело моей мертвой невесты бронхиальной виноградной лозе. Для этого я могу нарисовать ее иссиня-черные волосы с гребнем русалки, она будет точно луна, невидимая на темном небе в новолуние. Дорогая мертвая Ева, мой единственный друг, все произошло, как должно было произойти. Я понимаю, я только маленькая черная букашка, Ева. Но если бы я думал, что ты любишь меня, хотя бы на мгновение, я мог бы уйти отсюда и ни разу не оглянулся назад.