Степан Чепмэн - Тройка

Наставник зашипел:

— Иди внутрь. Уже пора.

— Нет еще!

— Пора уже, тебя ждет аббатиса.

Ева подошла к боковому входу в монастырь, которой вел в кухню.

— Ты куда идешь? — вскричал ее наставник. — Это не тот вход!

Ева вошла в кухню. Единственная послушница, что работала там, была главной кухаркой. Эту женщину, похожую на морскую корову, Ева очень любила. Кухарка была полной и немного сутулой, у нее была шелковистая черная кожа и добрые карие глаза. Она стояла у разделочной доски и рубила на ней плоды ямса. Год назад, когда Ева заболела, она принесла ей полную чашку ежевики в козьем молоке. Кухарка резала ямс и бормотала что-то себе под нос, это были мирные успокоительные звуки.

Послушница с нежной кожей морского ангела, такой же, как у Евы, заглянула в дверь кухни и увидела ее.

— Она здесь! — торжествующе крикнула она, обернувшись в коридор.

В то же мгновение кухню заполнили юные морские ангелы: они хихикали, смеялись, забрасывали Еву вопросами, толпились вокруг нее, трогая ее изящными голубыми руками. Все они выглядели одинаково, так же, как Ева, но лишь она одна стала Избранной Жертвой.

Ева едва могла вздохнуть. Девицы так тесно сгрудились вокруг нее и так громко визжали, завидуя, что выбор пал не на них! Они пытались протолкнуться еще ближе, протиснуться прямо внутрь ее.

Ева вырвалась из их жадных объятий и бросилась прочь. Она побежала по коридору в сторону холла, чтобы найти там аббатису. Подошвы сандалий Евы заклацали по каменным плиткам пола, черные волосы взметнулись спутанным вихрем за ее спиной.

Ворвавшись бегом в холл, Ева столкнулась с высоким и тонким существом в золотисто-зеленой хламиде. Это была Святейшая мать! Ева попятилась, ужаснувшись своей оплошности, от страха у нее пропал голос, и она никак не могла произнести слова извинения.

Изящные жемчужно-серые руки Кальмаровой матери поглаживали лоснящуюся парчу одеяния. Влажные глаза мигали, рассматривая затаившую дыхание девочку, что стояла на коленях у ее ног.

— Подымайся, — сказала Святейшая мать, покачивая щупальцем. — Почему ты прибежала в холл?

— Я не знаю, Ваша милость, — ответила Ева.

— Сегодня, детка, ты не должна волноваться. Тебе не следует на что-либо отвлекаться. Дай мне руку, детка. Пойдем прогуляемся.

Едва в силах поверить, что это происходит с ней, Ева взяла за руку Кальмарову мать. Они вместе пошли по пустынным коридорам, где не было ни души. Еве казалось, будто они попали в заколдованное царство, застывшее вне времени. Святейшая мать привела Еву в то крыло монастыря, где та никогда не бывала прежде. Они поднялись по спиральной лестнице и сквозь люк в полу попали в главную часовню.

Там, освещенные призрачным фиолетовым светом, их ожидали еще четверо захори из кальмарьего тотема. Они сняли с Евы тунику и сандалии. Ева стояла голой на холодном мраморе, на ее плече, уцепившись за него острыми черными плавниками, висел наставник, его маленькие красные глазки внимательно наблюдали за происходящим.

Пять старших послушниц совершили омовение и втерли в тело Евы благовонные масла. Затем они принесли живые драгоценные камни, испускавшие свет, как светлячки: сапфиры — синий, алмазы — белый. Драгоценности прикрепили к рукам, плечам и шее. Живые камни пустили корни в ее плоти и создали вокруг Евы устойчивое голубое сияние. Старшие послушницы расчесали ей волосы и облачили в плащ и головной убор Избранной Жертвы.

После чего Еве торжественно вручили серебряную чашу с вином, куда были добавлены семена ололюкви, цветка утренней славы. Ева выпила вино и почувствовала, как в ней начинает растекаться сущность цветка — она текла сквозь нее подобно туману. Ее плоть стала прозрачной. Ева вдруг поняла, что реальность уходит в прошлое, и все, что было раньше, уже не имеет значения. Что она, Ева, освободилась и может следовать верным путем.

Старшие послушницы окружили ее кольцом, поправляя складки одеяния. Ева почувствовала, что она все может, что она могла бы, например, растаять и смешаться с каменным полом, однако тут она увидела пылинки, что плавали в лучах света, и тоже поплыла. Все поражало Еву — грязный стакан, тонкие серые руки, что расправляли ее крылатый плащ, маленькие красные глаза ее наставника, любая мелочь.

Снаружи, за дверями часовни, послышались резкие выкрики.

— Дорогу! Дорогу!

Это кричали прибывшие за ней рыбы-собаки, священники. Сестры монастыря возопили жалобными голосами, исполняя ритуальную песнь. Двери распахнулись.