– Чего этого?
– Вашего самодовольства. Тщеславия, раздутого до размеров всей Академии. Власть, батюшка, развращает, а вы гляньте, какая власть у вас. Ведь это вы, практически один вы, решаете, кому быть или не быть священником – выгнать студента или нет, поломать ему жизнь или простить, заклеймить позором отчисления из лучшей духовной школы страны или закрыть глаза на его проступок, – человек встал со стула, взял его за спинку и волоком дотащил до изголовья кровати проректора. Сел и продолжил:
– До вас все было нормально, поскольку проректорам дела не было до студентов. Но потом появились вы. И создали целый мир для себя и своей должности. Огромный мир. Придумали для него законы, населили его тварями и возомнили себя богом этого мира. И не просто сами себя богом возомнили, но и других заставили в это поверить. Вы гений, батюшка, но место вам в аду.
– Ты смешон, – Траян улыбнулся, – так хорошо начал, я уже было поверил, что ты Мефистофель, а теперь о семинарии заговорил. Смешно.
– Ну, точно у тебя мозги сварились, я же сам признался, что я – Дух Московских духовных школ. За несоответствие которому ты отчислил уйму народу. «Отчислить студента четвертого курса семинарии Андрея Введенского за несоответствие духу Московских духовных школ», – последние слова гость произнес голосом проректора. – А? Самая универсальная формула отчисления. На все времена, для любого случая. Кто такое придумал?
– Ба! Да ты хочешь поговорить об устройстве семинарии?! – Траяна разговор стал забавлять, хотя поначалу даже пугал. – Хочешь поспорить об устройстве системы с проректором по воспитательной работе?
– Как-то вы оживились, батюшка, нездоровым образом, – человек наклонился над проректором и стал внимательно вглядываться в его лицо.
– Кого ты мне напоминаешь? – Траян был уверен, что видел его раньше.
– Стараюсь всех сразу, хотя это ой как не просто, – человек взял запястье проректора и начал считать пульс.
– В смысле «всех сразу»?
– Всех тобою отчисленных сразу. А теперь особо не суетись и не нервничай, приступ начинается. Я пойду, схожу за врачами, помрешь еще раньше времени, когда еще поговорим-то? В ад меня ж не пустят.
– Если тебя придумал я, то пустят, поскольку ты часть меня.
– Нет, вы ошибаетесь. Это только с раем работает – всё, что создал человек прекрасного, остается с ним в вечности. Музыка Баха, «Илиада» Гомера, таблица Менделеева – хотя, чего там с этой таблицей делать, в раю? А в аду не так, там человек остается один на один с самим собой. Так что я умру вместе с вами, и даже сильнее вас умру, потому как умру совсем.
Пока гость говорил, Траяну становилось все хуже и хуже, действительно накатывал приступ. А гость не унимался и за врачами не шел:
– О, какая мысль меня посетила, слушай, батюшка! Если всё прекрасное нашего мира сохраняется со своими творцами в раю, то нет никакого резона этим прекрасным увлекаться при жизни! Ведь если ты попадешь в рай, и творец прекрасного попадет в рай, то у тебя будет целая вечность наслаждаться его произведениями. А представим ситуацию, что ты попадаешь в рай, а он – в ад. Его развратные произведения погибли безвозвратно, и ты с ними не ознакомишься никогда. Нельзя упускать шанса, пока живешь на земле! Нужно успеть увидеть и познать все уродливое, а на прекрасное у тебя все равно останется куча времени, то есть буквально вечность! А? Пойду, почитаю речи Гитлера, говорят, классный был ритор, да только не спасся.
– Врача… – прохрипел Траян и потерял сознание.
Он не любил ходить по Иерусалиму православными маршрутами и в сопровождении экскурсовода. Он любил ходить один. Летнюю шляпу, бутылку с водой и вперед. Без воды никуда – жара, нужно много пить. Матушка Евдокия из Горнецкого монастыря говорила ему, что приезжим переносить жару легче, чем коренным, поскольку их организм еще не успел обезводиться. Траян не верил, думал, его утешали. И всегда брал бутылку с водой.
Сегодня он приобрел два сувенира. Странный день, он редко приобретал сувениры. Сперва он забрел в квартал, где пристали арабские торговцы и буквально заставили купить четки из непонятного кроваво-красного камня. Он думал их выкинуть, как только уйдет подальше, но не выкинул. Отличные четки. А потом он нашел маленький магазин библейских музыкальных инструментов, где предлагали на заказ сделать, например, настоящую арфу Давида. Продавец так и сказал «арфу Давида». Траян хмыкнул и стал разглядывать то, что можно было купить без заказа. У отца Владимира Фирсова, проректора по научной работе, был настоящий африканский там-там, которым он вызывал погоду, по большей части плохую и дождливую. Себе Траян решил купить шофар – Трубу Судного Дня – бараний рог с первозданным древним звуком. Отчисляемый семинарист, бросая последний взгляд на Академию и Лавру, должен слышать этот звук. Он должен слышать этот звук всю оставшуюся жизнь.
Читать дальше