Александр Кукушкин - Alma Matrix или Служение игумена Траяна

– Но согласитесь, как было бы красиво: ночь, Академия спит, горит лишь окно проректора по воспитательной работе, в центре кабинета стоит фигура в рясе и длинным смычком заставляет стонать скрипку Страдивари – это отец Траян обдумывает новое отчисление.

– Такое я смогу устроить, – наклоном головы Траян отдал должное фантазии своего собеседника, – но чем вам не нравится нынешняя картина. Ночь, Академия спит, горит лишь окно проректора по воспитательной работе, в центре кабинета стоит высокое кресло, в котором сидит фигура в рясе, а всю комнату наполняет мощь первой части Carmina Burana Орфа – это отец Траян обдумывает новое отчисление.

– Правда, хороша картина. O Fortuna velut luna statu variabilis. [5]Кстати, а под Дебюсси, – Фирсов махнул рукой, будто показывая на звуки вокруг них, – отчисления не очень придумываются?

– Хуже, гораздо хуже. Дебюсси сегодня специально для вас, по мне он слишком пантеист и аморфен.

– Никогда не подумал бы, что вы можете невзлюбить композитора за его религиозные взгляды. И с чего вы взяли, что Дебюсси пантеист?

– Нет-нет, – замотал головой Траян, – его музыка, я говорю о его музыке. В его произведениях нет человека, нет Бога, нет воли. Стержня, посыла нет, только всё внешнее, только кожа. Так пантеист видит мир – все едино, все без мысли, лишь кое-где и иногда всплески красоты. Сейчас что играет? «Генерал эксцентрик»? Где он тут? Он тут почти кукла, как можно так на человека смотреть?

– Но ведь он жонглер, а вы требуете от него гамлетовских переживаний! – Фирсов всплеснул руками. – А «Девушка с волосами цвета льна»?

– Нет там девушки, там есть ветер, который развевает ее волосы, но девушки там нет.

– Вы несправедливы, отец проректор. Следует воспринимать мир Дебюсси как мир, ожидающий того, чтобы его увидели. Пускай там нет человека, но нет только пока, человек может легко появиться в нем. Если хотите, это мир до человека, но «до» еще не означает «без»… Слушайте, слушайте, «Терраса, освященная лунным светом». – Они на минуту замолчали, прислушиваясь к мягкой гармонии прелюдии. – Слышите? – почти шепотом спросил Фирсов. – Как будто издалека доносится танец. Да-да, это всего лишь штрих к общей картине лунной ночи, но ведь он есть. А значит, там вдалеке есть праздник, есть люди, и эта терраса – часть их мира, человеческого мира. Это не пантеизм… Это Франция…

Траян расхохотался над франкофильством коллеги. Отец Владимир нисколько не обиделся, подождал, пока игумен успокоится, и заявил, в очередной раз резко меняя тему:

– Давно хотел вам сказать, что вы можете стать родоначальником нового монашества.

– Нового? Которое не молится, не поститься и не кается?

– Вы не похожи на человека, который сильно переживает по этому поводу, – поддел Траяна Фирсов.

– Но я и не хочу, чтобы таких, как я, становилось много.

– Напротив, отец Траян, напротив. Вы не плохой монах, просто вы монах, живущий не по уставу Василия Великого, как все в нашей Церкви. Вы не базилианин, понимаете? Это у базилиан главным является аскеза, молитвенное делание и все такое. Но разве все монахи должны быть одинаковыми? Посмотрите, сколько у католиков различных орденов и уставов.

– Отличный, батюшка, пример. Вот у них монашество и вымерло. Посмотрите хоть на своих любимых французов.

– Да, но ведь у нас есть базилиане, у нас монашество не вымрет никогда. Они будут свято хранить идеал идеалов, а того, кто посягнет на него, сожгут на костре живьем, если только посягающие не будут признаны Церковью как альтернативный путь. Вас, например, можно смело сжигать – притворяетесь базилианином, но все улики, доказывающие то, что вы живете не исключительно жизнью духа, налицо.

– Ну-ка.

– О, тут все очень просто, – отец Владимир с удовольствием приготовился объяснять. – Вот вам пример из Библии. Посмотрим на богоизбранный народ, на Израиль, вы знаете, я не равнодушен к своим предкам. До тех пор, пока они жили Богом, только о Нем думали, только к Нему стремились, что они сделали для мировой культуры? Ни-че-го. Абсолютно ничего, ноль. Ни живописи, ни музыки, ни науки, ни государственного строительства, просто ничего. Это и понятно, ведь когда все мысли устремлены к Богу, на мир просто не остается времени, душевных сил и элементарного желания. Но как только они потеряли Бога из виду, voilа. Освободилось много душевной энергии, и у них появились и писатели, и художники, и ученые, все появилось. Они стали вполне нормальным, обыкновенным народом. Я к чему. Если народ или отдельный человек из народа живет интенсивной духовной жизнью, у него не остается времени на жизнь душевную, на культуру. Но если человек развит культурно, если он живо откликается на искусство – то у него не слишком насыщенная духовная жизнь.