– Снимем? – неуверенно спросил Сковорода.
– Вот Траян приедет, пусть сам и снимает, – отозвался Гайда.
– Но он ведь приедет только к первому сентября, кот не доживет.
– А кому-то его жалко? – возмутился Гайда.
– Кота или Траяна? – уточнил Настоящий.
– Гайда, ты просто мстишь ему за то, что он, помнится, в прошлом учебном году спал на твоей подушке, набросал шерсти,и тебе пришлось всю постель перестирывать. Я имею в виду кота, – рассудительно заметил Сковорода.
– А тебе, значит, всё равно! – воскликнул Гайда. – Эта тварь загадила все коридоры, однажды его стошнило на наш чайный столик в комнате, еще он как-то надул Задубицкому в кроссовки, а тебе все равно?! И не известно, как он вел себя летом, пока нас не было.
– Я знаю, я знаю! – радостно отозвался Настоящий. – Два дня назад в ризнице Семинарского храма он вылакал пол-литра запивки, предназначенной для причастников, и из-за этого сильно попало ризничным, они мне сегодня рассказывали. Кстати, может, это они его и того, а?
– Твари бессловесной мстят, безумцы, – Сковорода сокрушенно качал головой. – Надо бы Задубицкого позвать, он залезет и снимет.
– Ну, ладно, пусть снимает. Заодно полюбуется, – согласился Гайда, доставая телефон, – мы же не эгоисты, в конце концов, чтобы в одиночку наслаждаться… Эй, утроба ненасытная, ты еще в столовой? Бросай все и беги к нам, тут такое…
Кота звали Аттила, а если полно, то Аттила-бич-Божий, и прозвище свое он оправдывал сполна, поскольку в душе был истинным гунном. Семинария стенала от его тирании, небезосновательно подозревая отца проректора в намеренном поставлении кота на данное послушание – досаждать и портить жизнь семинаристам. Однако прежде чем вырасти в великого покорителя Московских духовных школ, Аттиле пришлось пройти нелегкий путь.
Барсик, так звали Аттилу прежде чем в нем проснулся вкус к варварским набегам и разрушениям, был принесен Траяном в Семинарский корпус из монастырского общежития Лавры, из кельи его знакомых одноклассников – монахов Тавриона и Родиона. Однажды вечером, на исходе Великого поста, Траян зашел к друзьям попить чайку и посмотреть на их новые переводы с латинского. Барсик безжизненным комком лежал на кровати и его взгляд выражал тупую скорбь. Траян сразу удивился, почему приветливый и общительный кот не вскочил и не побежал навстречу тереться о подол мягкой монашеской рясы.
– А что с котом? – Траян сел на твердую кровать и стал его ласково гладить. Кот смотрел на него с мольбой.
– Да, чего-то приболел малость, – отцы переглянулись.
Траян взял кота на руки и удивился непривычной легкости и худобе всегда упитанного и лоснящегося довольством Барсика.
– Он у вас не ест, что ли? – Траян внимательно осматривал и ощупывал пушистое тело.
– Ага, отказывается. Да отлежится… Все будет хорошо, давай что ли чайку попьем, – Родион явно хотел переменить тему разговора.
Траян пристально посмотрел на Родиона, потом перевел взгляд на смущенно рассматривающего что-то на полу Тавриона, медленно встал, подошел к холодильнику и достал оттуда банку рыбных консервов. Монахи застыли. Он молча вскрыл крышку и маслянистый запах прибалтийских шпрот, дразня нос, поплыл по келье. Кот отчаянно заорал, попробовал встать, но задние ноги безжизненно подломились, и он мохнатым комом упал на пол. Траян поставил шпроты перед ним. Барсик с обезумевшим взглядом, извиваясь всем телом, отчаянно подполз к банке на передних лапах.
– Отцы? Вы что, кота постили? – он спросил это так тихо и спокойно, что Родион с Таврионом поняли, будет буря.
Они заговорили все сразу. Траян метал громы и молнии, келья дрожала, монахи оправдывались, метались из стороны в сторону в тщетной надежде спастись, называли себя бестолочью, клялись, что больше не будут. А кот в это времяслышал божественную музыку и уплетал шпроты с видом абсолютного счастья. Через пятнадцать минут, остывшие и обессилившие, они уже просили друг у друга прощения, а потом до полуночи пили чай, весело хохотали, острили, перемывали друг другу кости, и Барсик, благодарно мурлыча, теплым клубком спал на коленях Траяна. Уходя от друзей Траян забрал кота с собой, а в ответ на все протесты просто посоветовал:
– Заведите себе козу, – и Родион с Таврионом еще долго обсуждали неожиданное предложение.
Проректор поселил кота в своей комнате в Семинарском корпусе. У него была келья в Академии, но он специально просил Владыку, чтобы ему дали место и в Семинарском корпусе. Он принципиально не стал брать кота в Академию, потому что во дворе ее жила безумная собака ректора, да и погулять было особо негде. А Семинарский корпус с прилегающим парком изобиловал всевозможной живностью, необходимой коту для поддержания тонуса.
Читать дальше