* * *
Ни бред, ни явь вернуть не удалось.
В сереющем пространстве только тяжесть
Нелепых снов.
Свинцовой тучей чья-то боль и злость
На город одинокий ляжет.
Таков
Урок.
Не каждому дано
Взойти по лестнице в подвал своих сомнений.
И выйти вон.
Там,
за окном,
ещё одно окно.
Жесток закон затерянных селений.
Для каждого.
Для четырёх сторон.
* * *
Усердный страж невидимой границы,
Суровый воин мнимых рубежей,
Взираю на бесчисленные лица
Коварно-непослушных падежей.
У наших слов есть тягостный придаток,
Лукавая, зеркальная игра,
Где каждый обреченный гладиатор
Получит свой удар из-за угла.
О, да! Мы лицемеры в первом браке.
Ужель озноб предчувствовать нельзя?
И в небесах готовятся для драки,
И на земле.… Такая, вот, стезя.
Неужто мы допустим покаянье
Живых живым? Какой счастливый фарс!
Усопший Бог получит воздаянье,
Узрев свой лик, дождями смытый с нас.
Мы так легко доходим до предела.
Послушай, как струна звенит в тебе.
Что нам до неуживчивого тела,
Идущего по собственной судьбе…
Не настороженно, беспечно
Пройду по улицам пустым
Безвестности своей навстречу
От шороха ночных простынь.
Я навещу дворы, где, прежде,
С ватагой резвых сорванцов,
Таких же, как и сам, в надежде,
Невесть на что, тревожил псов…
В такие ночи можно слышать,
Как сны, дождавшись темноты,
Блуждают по пустынным крышам,
Общаясь с Вечностью на Ты.
И даже, в город заколочен,
Не задохнусь, но вырвусь вон
Из теплоты весенней ночи
В прохладу предрассветных волн.
Там будут вздрагивать весы
На хрупкой нити подсознанья,
Что кажется — приход весны
Доступен даже осязанью.
Тебе сказали — город спит?
Не верь досужим измышленьям.
В иной реальности парит
Он, ожидая Просветленья.
* * *
…Так затевалось…
На деле, все вышло иначе.
Поезд ушёл,
Прихватив ощущенье свободы.
Чудится —
Скоро весна.
И к обеду сосульки заплачут.
Так, в ожиданьи рассвета,
Теряются лучшие годы.
Но не спеши
Одевать по минувшему траур.
Солнце когда-нибудь
Выглянет из-за бетонных строений.
Ну, приглядись,
Сколько близ тебя родственных аур!
Ты не один в разношерстном скоплении сомнений.
* * *
Чёрный огонь неприметен в ночи,
но ослепит в термоядерном свете,
жжёт изнутри. А слова, что кричим —
ветер.
Сущности кованый монолит
страхом и золотом — неразменен,
облагораживает — калит
время.
Магия Духа рождает миры,
внутренний мир необъятней вселенной:
разве боец, что себя покорил —
пленный?
* * *
Творчества линии жизни мои
струнами в небо растут из земли,
тянутся грифом в звенящую тьму,
что в ней — пока не понять самому:
стонущие в ля-миноре колки
от натяженья — движеньем руки?
Сталь и оплётки дрожащую медь
чищу барэ, чтоб не дать потемнеть!
Кто бы там ни был — настройщик и Бог,
только я сам своим струнам игрок.
* * *
В жизни нет ничего невозможного,
в мире нет ничего неприятного.
От простого нельзя прийти к сложному —
я теперь практикую обратное.
В моём Сне нет надрыва отчаянья:
там Душа раскрывается Силою,
где погоду улыбкой встречаю я —
пробужденье не станет могилою…
* * *
Во глубине сосновых волн,
пронзив кроссовки, пальцы в дёрн
врастают сетью корневой
и насыщаются водой.
Воздев к светилу слабость рук,
питаюсь Силой. Тело вдруг,
взорвав по швам джинсовый крой,
покрылось терпкою корой,
и каждый скованный сустав
для гибкой ветки предком стал,
в момент поверхности мои
сгустились аурой хвои.
И — чудо! Вековечный гул
уже осмысленно вздохнул,
от всех деревьев донеся
приветственные голоса.
Так, погостив в людском краю,
я влился в прежнюю семью.
Снова летают белые мухи.
Прежде Эрота родятся в ночи
Небо и город (у неба на брюхе)
Нас выпекает, как кирпичи.
Читать дальше