Марина Саввиных - «ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

— Добро пожаловать в мираж действительности, — сказал себе лейтенант, и с бессильной злобой добавил, — сука!!!

…Кое-как утерся рубахой, и, приспустив шнуровку сандалий, постучал к соседке. Та открывает, и Петреску, наконец-то, увидел, какая она. Старушка с высокой прической, наверняка, накладными волосами, испуганно посмотрела на лейтенанта поверх дверной цепочки, которую открыть так и не пожелала:

— Уехала. Вчера уехала.

— Мы вместе в театре выступали, — солгал Петреску, для убедительности добавив, — конечно, не в настоящем, а так, в любительском…

— Аа-а, — соседка почему-то поверила и сразу успокоилась, — очень приятно.

— Ни адреса, ничего?

— Абсолютно, — прикрывает старушка глаза, — молча съехала, и даже не попрощалась…

— Должно быть, новые покупатели что-то знают?

— А покупателей и нет.

Незримая вторая пощечина отбросила голову Петреску чуть влево.

— А, так она… снимала квартиру?

— Конечно, — и старуха вновь подозрительно сощурилась, — это квартира не ее. Только хозяев нет. Приедут они через год. А пока меня попросили за помещением присмотреть.

— Может, вы могли бы узнать…

Дверь прикрылась, старая черепаха снова спрятала голову в панцирь, и Петреску медленно спустился по ступеням вниз, подгибая каждый раз ногу, чтобы с размаху опустить на другую вес всего своего тела. Дверь в подъезд была приоткрыта. Петреску прикрывал рукой глаза даже от сумерек.

Лейтенант вышел из дома.

— Эй, Петреску, — смеялись в оцеплении, — ты чего нос повесил, как будто у тебя в кармане шиш с маслом?

— У меня в кармане, — равнодушно ответил Петреску, — двадцать пять тысяч долларов.

Оцепление заржало еще громче. Лейтенант Петреску страдал, стоя на краю широкой дороги, ведущей из кишиневского аэропорта в город. В этот день все полицейские Кишинева обрамляли дорогу, как черные (под цвет форме) бантики. В Молдавию прибывал министр обороны США Рамсфельд. Петреску, потративший два дня на поиски Натальи, и понявший, что девушка исчезла бесследно, скорее всего, уехала, впал в оцепенение. Сейчас его не раздражали даже шутки коллег. Лейтенант безучастно следил за дорогой, на которой вот-вот доложен был появиться кортеж высокого гостя, и отгонял от тротуара зевак. Несколько месяцев странной связи с Натальей его доконали, он это чувствовал. Лейтенант, поделивший с журналистом Баланом неприкосновенную сумму СИБа, надеялся, что Наталья уедет вместе с ним, и потому, не найдя ее дома, понял: сердце его разбито. Высокий женский голос за его спиной бросил:

— Да когда же дорогу-то перейти можно будет?!

Петреску обернулся, и, глядя на Наталью, выдал заученную фразу:

— Через полчаса, отойдите от тротуара, полиция Кишинева приносит вам извинения за доставленные неудобства.

— Вот так, — улыбнулась Наталья, — ты меня искал, лейтенант.

Петреску пожал плечами, и повернулся к ней в профиль. — Если ты не хотела, чтобы я тебя искал, зачем оставила записку? — пытаясь выглядеть холодно, бросил он.

— Каприз, — состроила гримаску девушка.

— Ты куда собралась? — равнодушно спросил Петреску.

— В аэропорт, — подумав, и стало понятно, что это правда, ответила Наталья. — А что?

— Зачем пришла?

Наталья подняла брови.

— В аэропорт едет автобус с остановки, которая у твоего дома, — угрюмо пояснил Петреску, — так что сюда ты пришла, именно для того, чтобы на меня посмотреть.

— Ну, может и так.

— Доставил удовольствие?

— О, лейтенант, во всех смыслах удовольствие…

— Шлюха.

— А может, я в тебя влюбилась, — спросила девушка, — а, Петреску?

Коллеги лейтенанта, проявив недюжинную тактичность, сделали вид, что увлечены охраной дороги. Это было очень мужественно с их стороны: в Молдавии никто никогда не нападал на кортежи.

— Зачем тогда все вот это, — поискал Петреску подходящее слово, и, не найдя, заменил его универсальным, — дерьмо?

— Любовь, Сережа, — пояснила Наталья, — может и пугать. Да и вообще, что это ты злишься?

— Я злюсь?

— Ты злишься. Свое-то ты получил, разве нет?

— Я, может, и не только этого… — растерялся Петреску, — ну, что, неужели трудно было нормально сказать: мне, мол, не только секс, но еще и…

— А трудно было догадаться? — Наталья злилась, и поэтому кричала

— Ты… — затрясся от ненависти не любивший публичные скандалы Петреску, — ты как базарная торговка себя ведешь. А раньше, как шлюха. Слушай, ты нормальной бываешь?