Салман Рушди - Земля под ее ногами

Или она не одна. Какой-то калибан [323] Калибан — грубый, злобный человек (по имени персонажа из драмы У. Шекспира «Буря»). появляется из джунглей, чтобы заявить свои права. Она в опасности. Или нет, всё не так. Она борется. Нет, никакой борьбы. Там никого нет. Пилот солгал, чтобы выглядеть более порядочным, чтобы сохранить лицо. Еще какой-то человек там — это фантом, плод воображения. Она одна, в руках у нее «Маргарита», она любуется великолепным закатом. В последние минуты жизни она созерцает красоту мира. Может быть, она поет. Мне нравится думать, что она поет на фоне оранжево-лилового неба.

Я глух ко всему остальному, но ее героический голос, вознесшийся в песне, — я слышу его.

Потом земля просто открывается, словно рот, и заглатывает ее.

Одновременно она поглощает и огромный кусок Тихоокеанского побережья. Глубина разлома огромна — одиннадцать метров. Кипящий океан врывается в него и заполняет эту прореху в реальности, изрыгающую высоко в небо воду, землю и огонь. Жертвы, без вести пропавшие , исчисляются десятками, сотнями тысяч.

Земля смыкается над ее телом, грызет, жует, глотает — ее нет.

Я не могу собраться с мыслями. Боюсь, что я несколько не в себе. О, она превращена во прах, она — на дне бездны! — Вина — радость жизни, символ нашей человечности — исчезла! В этот век исчезнувших — сколько людей числится без вести пропавшими — человечество отдает богу земли свое величайшее достояние — Вину! — а божество, вместо того чтобы удовольствоваться полученным даром, становится еще более жадным, его аппетит растет, переходит все пределы, и оно заглатывает еще сотню тысяч. Ормус, она потеряна для нас обоих, раздавлена этими грязными объятиями! Ты сам сказал, Ормус, это твои слова: земля учится исполнять рок-н-ролл. Безумец, винить мне тебя или обнять? Не ты ли призвал это несчастье, напророчив его своими песнями? Тогда спой еще и верни ее обратно, к жизни — ради себя, ради меня!

Личные трагедии меркнут в сравнении с масштабами катастрофы. Сколько погибших, какие разрушения! Случившееся — удар по национальному духу, и не только: весь род человеческий перестал чувствовать себя в безопасности. Дороги, мосты, аэродромы — горы руин, если они не ушли под воду, на дно наступившего на сушу моря. Проводятся колоссальные по своим масштабам действия по ликвидации последствий катастрофы, и доступ в зону бедствия закрыт для всех, кроме военных и спасателей. Лишь несколько журналистов новостных телепрограмм да еще фотографы получили аккредитацию, их берут на борт армейских вертолетов. Чтобы другие страны оказали помощь, требуются фотографии. Вот тут мы и можем пригодиться. Мое удостоверение из агентства «Навуходоносор» — у меня так и не дошли руки официально оформить свой уход — дает мне право на полет.

Так что когда фотография Вины появляется на первых полосах мировой прессы, когда она становится лицом этой катастрофы, я нахожусь в самом центре разрушений. Я вижу сцены из Босха: оторванные детские головы висят на ветках сломанных деревьев, из каменных глыб, подобно паре рапир, торчат вверх голые женские ноги — сцены, способные повергнуть в ужас даже военных фотографов. Я не в курсе, что принимаю участие в создании мифа. Даже когда ответственный за перемещение прессы полковник лезет из кожи вон, чтобы организовать незапланированный полет на место исчезнувшей виллы «Ураган», я еще ничего не понимаю. Я думаю, что это просто дань столь характерному для Запада культу знаменитостей. По-своему, он прав: это добавит еще несколько броских колонок к газетным статьям, а если перевести в доллары, то это сулит немалую выгоду. Что же касается видов, то в них нет ничего особенного: раскуроченная земля, отхвативший часть суши океан, вырванные с корнем деревья. Нигде ни беседки, ни бассейна, ни мертвой старлетки. И тут я неожиданно теряю самообладание. Я плачу, пока из носа не начинает течь ручьем. Я скулю, как собака на могиле умершей хозяйки. В конце концов один из звукоинженеров-телевизионщиков просит меня заткнуться, так как я заглушаю даже звук мотора, мои страдания мешают им снимать.