О`Санчес - Кромешник

Вопросов не было. «Положенные места» – звучало двусмысленно, таковые и у параши бывают для некоторых категорий сидельцев… Но стукнуть в дверь – зашквариться недолго и почти наверняка… лучше обождать… И чего Указ завёлся, как дурачок? Не иначе – следочки на нем обнаружились, ведь как все было, если вспомнить…

Ох и долго им пришлось вспоминать тот случай: не раз и не два допрашивали их золотые урки на этапах и на зонах – поодиночке и на сходняках, с дотошностью, какая ни адвокатам, ни следакам не снилась. Кто что и как сказал, кто где сидел-стоял, почему «Веточка», кого называл, как выглядел медведь… Карзубый погиб в побеге ещё в восемьдесят втором, Чомбе сидел в туберкулёзном спецу и прислал малёвку с подтверждением: «Случай был, продолжения не знаю». На словах очень интересовался за Малька. Дельфинчик доматывал предпоследний год фибской одиночки, но сумел получить запрос и дать ответ: «Я с ним кушал. Не нам судить».

Это послание от авторитетного Дельфинчика внесло сумятицу в урочьи ряды. Уж если чем Дельфинчик и выделялся среди центровых, то это повышенной наглостью, но никак не смирением. «Я с ним кушал» – ко многому обязывает, особенно когда речь при этом идёт об убийстве и публичном развенчании ржавого. Но рядом стоящее «Не нам судить»… Нет, почерк Дельфинчика, фуфла тут нет… Сходка в тридцать рыл (как обычно – в межзонной больничке – съехались на «филоне»), не считая присланных язычков от других авторитетных урок, склонявшаяся уже объявить Ларея гадом (за то, что поднял руку на золотого) и вынести ему приговор, – смешалась. Да, Указ лажанулся, может, марафет ему мозги проел… Но Ларей… Но Дельфинчик… И письмена с медведем. Письмена и звезды от Субботы!… А завещание на Крытой Маме от Варлака с Субботой… А все эти легенды о зонах… Действительно, на «Пентагоне», фраты бают, иные стали порядки, не позорные… вроде как. Может, Контора ставит зехера?… А может, и нет?… Бывали случаи, когда и сходка попадала в непонятное… Нет, спешить некуда и незачем, надобно смотреть… Ещё сходки будут…

Если бы Гек ведал о прощальном крике Субботы, как знать – может, иначе бы себя вёл, иначе действовал… Но слухи о Последнем Ване долгое время словно бы обтекали его, не задевая… Много ходило слухов, искажаясь и обрастая небылицами, так что если он и слышал нечто подобное, то все равно не узнавал в них себя. Лишь однажды намекнул он Дельфинчику о пробе своей, но это было давно… И Указу покойному, пожалуй, но там сам черт ногу в толкованиях сломит… А пока он твёрдо держался напутствия Ванов – открыться, когда сам почувствует, что пора…

Кряквы были в камере, само собой… Но по здравом размышлении – местному куму – ни стука, ни улыбки. Спал, проснулся – жмур лежит. Все спали, никто не видел. Сам и помер, наверное… Попозже, зонному куму, можно рассказать; глядишь – дачку бросит за информацию, а посреди дороги – не-е-е… попка не лишняя, и голова тоже.

Зонные кумы узнавали – и кто на карандаш, кто в памяти оставлял. Что такое кум на зоне? – слуга двух враждующих господ, Службы и Конторы. Плевать в любую сторону – все против ветра будет. Сам о себе не позаботишься… Вот и копили информацию впрок, есть не просит… Тягнули однажды капитана Робетта в Бабилон с плановым отчётом, а там вдруг генерал Муртез интерес проявил: слово за слово в конфиденциальной обстановке – вернулся майором, ждать вакансии на новую должность. А потому что сумел заинтересовать сведениями о новых внутриуголовных течениях. Зачем им это нужно в далёкой столице – бог ведает, у них своя политика, а у нас на дальних орбитах – своя…

Эли Муртез едва не задохнулся от волнения, когда услышал в рассказе о свёрнутой шее упоминание о Бобе-Геке-Мальке: вот он – достоверный след связного от старых Ванов на волю, вот он, оставшийся Ван… Веяло от всей этой истории какой-то мистикой, неправдоподобщиной: годы идут-идут, а чёртову Ларею все «между сорока и пятьюдесятью, крепко сбитый такой»… Робетта в тот раз подробно, насколько мог, рассказал ему и о пробах, и о современной расстановке сил в зонно-уголовных джунглях; Муртез и раньше понимал все это, но только в общих чертах, без поправки на современность…

Муртез прошёлся по кабинету, остановился перед зеркалом – оттуда пялился на него с брезгливым недоумением мужчина неспортивного вида, тоже ведь между сорока и пятьюдесятью, скоро сорок два прокукует… Эх, глупость выстроил собственными руками, надо было бы выдернуть его, Ларея, в специальный, «Служебный» каземат, или хотя бы в «Пентагон»: времени мало, а ведь зная невероятную истину и наблюдая, так сказать, в микроскоп, можно было бы многое прояснить. Риск признания наличия живого представителя официально уничтоженной «уголовно-террористической» группировки – он меньше, чем интерес к данному феномену… В крайнем случае, памятуя о былых догадках, можно было бы замаскировать его в разработке под английского шпиона. А теперь, пожалуй, шабаш… Если узнает, куда его определят, – откажется… э-э-э… подниматься (?) «на зону» – тогда ещё есть шанс, вернём в Бабилон. А если согласится, то там ему и конец с кисточкой. Может, через оперативные службы его предупредить? Задним умом все мы крепки – поздно, он уже – то ли жив, то ли не очень. Информация с мест – большую задержку имеет, «конторские» сотрудничают сопровождая свои услуги зубовным скрипом, но не больно-то на них надавишь – Сабборг сидит на мохнатой лапе у самого Старика… Дэнни, впрочем, тоже, но ведь Дэнни, а не Муртез… А у Муртеза и основной работы выше крыши, по Штатам, по Британии, по Мальвинам… Лишь бы только Адмирал войны не затеял, тут уже не Аргентина будет: мы – бритам, они – нам… Полыхнёт так, что… Надо будет Дэнни все и полностью доложить о фактах и догадках, в две головы лучше думается… Ах, ты, сраный гром и е… молния! Может быть, уже и докладывать-то не о чем? Подождём с докладом, подождём…