Мюриэл Спарк - Передел

– Утомление. Групповая терапия, – твердил он. – Летиция. Группа.

Тем временем Летиция лежала сверху, поперек него, глядя на ветви, откуда почему-то свисал искореженный остов гитары Вальтера. Посмотрев на свою голую грудь, девушка обернулась, чтобы утешить необъятного ухажера.

Паулина бродила по когда-то заросшему, а теперь изуродованному саду и безуспешно разыскивала треуголку. Вальтер ждал ее в машине на дороге, куда уже были свалены кое-какие вещи. Хьюберт их вышвырнул. Он дал Паулине двадцать минут на сборы, категорически отказавшись от предложения промыть ему рану на руке.

– Я вас убью! – прошипел он.

– Я считала вас харизматиком, – заявила Паулина. – Когда я читала отрывок из Библии, вы продемонстрировали харизму.

– Мисс Фин, посмотрите на мою голову.

– Это сделала не я.

– Но это ваша вина.

Вскоре после этого в комнату Паулины зашел Массимо де Вита и сказал, что у нее будут большие неприятности и ей лучше уехать.

– Итальянские тюрьмы – гадкое место. А из-за вас в этом доме появились наркотики. Вы спровоцировали оргию. Некоторые ранены, и многие очень недовольны. Слухи, которые скоро пойдут по поселку, заинтересуют карабинеров.

Паулина собрала вещи, но далеко не все. Ей не хотелось окончательно сжигать мосты. Чтобы дать Хьюберту последний шанс, секретарша вернулась поискать в саду треуголку – так она объяснила свои действия Вальтеру, которому не терпелось уехать. Поравнявшись с окном Хьюберта, Паулина позвала его.

В окне появилось окровавленное лицо.

– Добрый вечер, – сказал Хьюберт.

Вслед за этим в Паулину полетела тяжелая металлическая затычка от ванны. Затычка попала в голову, и по лбу Паулины потекла струйка крови. Она убежала в машину к Вальтеру, и вскоре они понеслись в сторону Парижа.

Молодой портретист в драке лишился зуба, но все же считал, что сдвиг по фазе, за который надо было благодарить новый наркотик, окупил потерю с лихвой. Этими мыслями он не преминул поделиться с бывшим шофером Мэгги – они оба сидели на кухне, на сушилке для посуды, болтая ногами в раковине с ледяной водой.

– Все кончено… – стенал Хьюберт. – Мои мечты… Мои… Я убью эту женщину, пусть только она посмеет еще раз заявиться на глаза! Неми придется покинуть, но о ее смерти я позабочусь, вот увидите.

Он лежал на кровати и изливал душу суетившемуся рядом Массимо. Лицо и руки Хьюберта были в царапинах и синяках. Однако самую страшную рану, порез на лбу от брови до самых волос, Хьюберт получил во время поспешного бегства, когда влетел головой в стеклянную дверь.

Массимо, который гораздо раньше успел ретироваться с места событий, трясся от испуга, но был совершенно цел. Он намочил полотенце в умывальнике рядом с кроватью и положил Хьюберту на голову.

– Что будем говорить, когда съедутся журналисты? А если приедет полиция?

– Я ее убью. Она должна умереть, – повторял Хьюберт. – Она умрет, где бы ни была, потому что я так хочу. Если понадобится, я пошлю за ней убийц.

Открылась дверь, и вошли трое блудных секретарей. Затылок Курта Хайкенса теперь был коротко острижен, его ноги тряслись. Коренастый Иан Маккей больше напоминал смуглого сицилийца, чем шотландца. Здесь же был и Дамиан Рансивелл, единственный, умевший исполнять обязанности секретаря.

Дамиан посмотрел на Массимо и сказал:

– Пошел вон.

Во взглядах пришедших мелькнуло что-то такое, отчего Массимо молча положил мокрое полотенце и приготовился уйти.

– Мальчики, мальчики, сейчас не время ругаться! – вяло воскликнул Хьюберт. – Лучшие идите и убейте Паулину Фин. Она наверняка под окнами ошивается. Я никогда от нее не избавлюсь.

– Вон! – повторил Дамиан, и Массимо ретировался.

– Мальчики, я страшно ранен. Посмотрите на мою голову!

– Мы пришли убить тебя, – сказал Иан и вытащил из кармана уродливый старомодный револьвер.

– Убери эту игрушку и лучше помоги промыть рану, – сказал Хьюберт. – Или мне, по-вашему, ехать в больницу? Между прочим, я не удивлюсь, если с минуты на минуту нагрянут карабинеры.

Курт тоже вытащил револьвер, на этот раз блестящий и явно новый.

– Боже мой, что ты делаешь? Он ведь может выстрелить! – заволновался Хьюберт.

Дамиан резко повернулся к остальным и нервным голосом сказал что-то, чего Хьюберт не разобрал. Затем он кивнул в сторону двери, то ли показывая, чтобы они ушли, то ли имея в виду Массимо, который недавно вышел.

Иан, не сводя с Хьюберта револьвера, спросил:

– Кто это был?