– В вашем наряде нет ни гармонии, ни смысла! Вы похожи не то на коменданта концлагеря, не то на экспонат из лондонского борделя!
– Он символизирует охоту, – возразила Паулина. – Ведь Диана – охотница?
– Ее всегда изображают в тунике, – зашипел Хьюберт, – и с колчаном стрел.
Было жарко, и тяжелое одеяние не улучшало его настроения.
– Но не носить же мне тунику, у меня фигура неподходящая!
– Фигура у нее!.. – не выдержал Хьюберт. – Если вы считаете, что к вашим коровьим ляжкам подходит это уродство…
Паулина расплакалась и вытащила из поясной сумки красный носовой платок в белый горошек, судя по всему, созданный богами исключительно для того, чтобы довести Хьюберта до бешенства. Из дома выбежал Вальтер и замер в немом изумлении. Он уже не раз был свидетелем подобных сцен, однако прежде не видел ни Хьюберта в церемониальном облачении, ни Паулины в ее сногсшибательном костюме.
Хьюберт, находившийся рядом с приготовленным троном, долго и с тщанием выбирал позу, в которой сейчас находился, и не хотел портить эффекта. Он стоял с поднятой рукой, приготовившись благословлять первых гостей, машины которых, судя по шуму, остановились у ворот. Это не мешало ему изрыгать проклятия:
– У этой женщины никакой торговой сметки! Скажите, чтобы она избавилась от этого омерзительного одеяния! Та, которая должна быть верховной жрицей, нарядилась, как на детский утренник! Кот в сапогах! Вы забываете, что я работал в театре и у меня был огромный успех! Я сам ставил «Се soir, mon frère», и костюмы подбирал тоже я!
Вальтер, который так ничего и не понял, спросил у Паулины:
– О чем он разоряется?
– Я должна носить что-то, символизирующее мое положение в Братстве! – всхлипнула Паулина из-за красного носового платка. – Иначе никто не обратит на меня внимания. Я совсем забегалась за десять дней подготовки! Разъезды, звонки, напитки, парикмахер, бутерброды… Костюм надо было подогнать по фигуре… И я не говорю уже о списках дел, которые надо было печатать!
– Ты уверена, что не хочешь снять шляпу и переобуться? – предложил Вальтер, стараясь перекричать Хьюберта, у которого еще не иссяк запас ругательств. – Будет очень жарко. Выглядит-то неплохо…
– Вот они, – перебила его Паулина, когда из-за угла показалась первая группа людей. – Я на посту.
Она размашистым шагом подошла к калитке, перегородившей тропинку, распахнула ее и принялась приветствовать гостей.
Кто-то пришел из любопытства, кому-то было все равно куда идти, а несколько местных крестьян и торговцев, недавно принятых в Братство, пришли, потому что им нравилась экзотическая атмосфера.
Перед алтарем, за которым стоял Хьюберт, Паулина разместила скамейки. Она внимательно вглядывалась в каждого припухшими красными глазами, приветствовала со злобной улыбкой и указывала на места.
– Паулина, – поздоровался с ней отец Катберт, – у вас очень спортивный вид.
Паулина махнула рукой, чтобы он не задерживал движение, а Вальтер нервно улыбнулся из-за ее плеча. Катберт, как всегда в компании Джерарда Харви, двинулся к скамейке.
Одна местная торговка шепнула другой:
– Эти иезуиты ни одного собрания не пропускают.
– И всегда ходят парой.
– Как карабинеры, – вмешалась третья. – Один умеет читать, а второй – писать. – Смех трещал как огонь в траве, пока Паулина не шикнула на торговок.
К четырем часам все расселись, и Паулина заперла калитку. Она конфисковала у Летиции кинокамеру, которую та принесла, чтобы Пьетро снял фильм. Летиция разозлилась, но не стала связываться с предводительницей в треуголке. Сын Берто, Пино, тоже приехал. Его на встречах особенно привлекало ощущение вражды между Мэгги и Хьюбертом.
Не так давно приятель Летиции, психиатр Марино Весперелли, тот, которого она пару лет назад притащила на званый обед с Мэгги, обнаружил в центральной психиатрической больнице Рима пациента из Швеции. У пациента не было родственников, о нем никто не беспокоился, но он явно излечился от наркомании (из-за пристрастия к наркотикам швед и попал два года назад в больницу). Поговорив с пациентом, Марино узнал, что тот когда-то работал секретарем у Хьюберта. Таким образом, не без помощи Летиции, Курта благополучно доставили к Хьюберту, который пришел в ужас, но не решился возражать. К тому же на сторону бывшего наркомана встала Паулина. Таким образом Курт сделался членом Братства. Он спал до обеда и часто уезжал на машине, которую ему одолжила Летиция. Хьюберт периодически обыскивал его комнату, но не находил ни следов наркотиков, ни шприцев. Поэтому Курт, которого можно было обвинить разве что в лени, оставался в доме и помогал организовывать собрание в заросшем саду.
Читать дальше