Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

Народ заволновался: надо же так, впервые появился подходящий мужик — и того сожрали. И случилось чудо — Борис вернулся и после выборов пошел вверх, как таран, вышибая двери, а следом ломанули те, кто до поры находился в тени — уж они-то знали, на кого ставить.

В России уже не первый раз за ее историю под эту развеселую песенку, доверившись, народ начал пить и бить стекла в собственном доме.

Зал Верховного Совета был, видно, задуман для концертов: круглый, без окон, с наклоном в сторону сцены, впечатление было таким, словно попал в огромную пластмассовую банку. В первые дни, блуждая по Белому дому с его многочисленными переходами, закругленными тупиками и лифтами, я как-то попал за кулисы. Перед выходом на сцену висела табличка: «Тихо, идет спектакль!». Табличку вскоре убрали, а вот ощущение спектакля осталось. Ельцин для роли ведущего годился слабо, хоть и старался, но не сумел прикрыть влипшего в финансовую аферу иркутянина Фильшина. Того от греха подальше отправили в Австрию, а Ельцина двинули в президенты. У первого заместителя — Хасбулатова такие вещи получались лучше и тоньше. В новом для себя качестве режиссера он был непревзойден, неизменно ссылаясь на волю председателя, и обтяпывал одно дело за другим.

«Хас — находка Ельцина, он нардепов, как баранов, ведет!» — захлебывалась в восторге демократическая пресса. И, ободренный вниманием к своей персоне, Руслан Имранович превращал сессию во всесоюзный театр одного актера.

— Ну, депутат Севастьянов, ну успокойтесь, пожалуйста. Вы ведь знаете, я ошибаюсь не всегда умышленно, — подражая Хазанову, улыбаясь в пол-лица, говорил он. — Видите, сама электронная система вас невзлюбила, и ваше выступление отменяется. Виталий Иванович, прошу вас, не стойте у микрофона. Мне жалко ваших ног. Они представляют национальную ценность.

— Юродствующий хам! — кричали спикеру из зала.

Хасбулатов невозмутимо улыбался. Ну, где еще найдешь такую сцену, столько известных людей и многочисленную, во всю страну, публику, которая не спит, следит за каждой репликой, каждым словом.

Очень долго я был убежден: в парламент попали лучшие люди, каких на девяностый год имела Россия. Впрочем, через некоторое время увидел и другое: попали сюда и такие, кто резал бы ремни из правых и левых — в зависимости от воли хозяина. Но в основном здесь собрались честные люди. Они сидели над законами и двигали к трону Ельцина, искренне считая: это тот человек, который спасет Россию. Другие, кому всегда и во все стороны были открыты двери, гастролировали по городам, весям и странам и появлялись на сессии, чтобы поднять очередной скандал. Их было немного, и вели они себя по законам стаи, нагло, крикливо и напористо. Пока провинциальные депутаты привыкали к столичным нравам, находили единомышленников — эти правили балом. Но, как говорится, недолго музыка играла, провинция хоть и вела себя скромно, но разобралась и освоилась.

Обозначились лидеры. Зал стал следить за словесными поединками Шахрая и Бабурина. Хитрость и напористость одного наталкивались на иронию и настойчивость другого. А страна катилась к августу девяносто первого. К тому времени «куй железо, пока Горбачев» сменилось на «Борис, ты всегда прав!».

В Москве собирались огромные демократические митинги. Манежная площадь, выкидывая вверх руки, исходила криком, накачивала воздух единым, как заклинание, словом: «Ельцин, Ельцин, Ельцин!!!» Дамочки, кривя накрашенные рты, визжали: «Раздавить коммуняк!» На тех, кто не выкидывал вверх руки, говорили: «Вы с Лубянки». На российских депутатов смотрели с обожанием: «Гвардия Ельцина». «Ура, ура Хасбулатову!» Власть судорожно металась, стыдливо пряталась по подворотням. «Фронт трудящихся» выводил к гостинице «Россия» своих немногочисленных сторонников. Плакаты были немногословны: «Без воды, земли и хаты нас оставят Хасбулаты!»

На них смотрели, как на полоумных, улюлюкали, свистели: «Долой Союз, долой империю!» Заседание Верховного Совета было продолжением митингов. Сомневающихся захлопывали, сопротивляющихся сметали с трибуны. Два человека личной охраны Ельцина через месяц превратились в сотню. Спекулировать и воровать становилось почетно. Неловкого шофера, который врезался в машину Ельцина, чуть не разорвали на месте. «Покушение, еще одно покушение! — кричали газеты. — Нити заговора ведут в центр. Долой центр!»