Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

— Давай сожжем. Катя хватится, а сена не будет!

Все беды забывались у матери на руках — погладит, пошепчет ласковые слова и все пройдет.

После пожара многие, уже всерьез, начали поговаривать: следующий претендент за решетку или в колонию — это я. К своей уличной славе Колька Лысов пришел к шестнадцати годам. Я достиг поселковой славы уже шестилетним и, поговаривали: меня ждет судьба Тарабыкина или Матани, для которых тюрьма была родным домом.

Нет, хоть я и подошел близко к опасной черте, путь мой лежал в другую сторону. Когда улица проводит служить в тот самый Порт-Артур Юрия Макарова, мы создадим свой мир, и он будет совсем не тот, куда нас, может быть, невольно подталкивали. Впрочем, улица многое и давала. От того же Кольки Лысова я впервые узнал о существовании графа Монте-Кристо. Дохлый утащил с толевой фабрики и подарил мне книгу «Робинзон Крузо».

Летом, перед школой, мать взяла меня с собой в деревню. Я впервые ехал на поезде. После ужина меня усадили на столик, и я весь вечер смотрел в окно, за которым мелькали столбы, провода, полустанки, деревни и города. На одной из станций мне на глаза попал настоящий бронепоезд, который, как я сразу догадался, шел на войну.

Я сразу же решил, что приеду домой и расскажу друзьям: «Чего там зенитки, я видел бронепоезд, а это вам самая что ни на есть тяжелая военная техника».

От Куйтуна мы пошли пешком через лес. Шли до самого вечера. Наконец-то, усталые, пришли в Бурук, где жил мамин брат Иван. Вот где мне пригодились советы Речкиной Светы — терпеть и не сдаваться. Мама начала раздавать моим двоюродным братьям и сестрам гостинцы: конфеты и ленты. Я, привыкший, что она дает и дарит только мне, рассердился. Но вида не подал, да и сил не было. Напившись молока, я вскоре уснул. А на другой день дядя Ваня запряг лошадь и мы поехали в Броды к старшему маминому брату Артему. Там собралась почти вся мамина родня: братья, сестры. Они уселись за стол вокруг керосиновой лампы. Самые старшая, тетя Надя, стала вспоминать, как они выезжали из Рассей сюда в Сибирь. Смеялась: везли с собой даже камни, думали, в Сибири их нет. А потом называли себя орловцами — шалеными овцами. Мой прадед был, оказывается, плотником. А деда звали Семеном. Далее шел Иван, за ним Платон. Затем снова Иван — тот, который ходил с Кутузовым против Наполеона. Засыпал я довольный: были в нашей родове не только плотники, но и солдаты.

У дяди Артема я познакомился со своими двоюродными сестрами Зиной и Раей. Вечером мы жгли костер, они водили меня к лиственнице колупать серу. Через пару дней, обменяв дрожжи на куриные яйца, мы поехали обратно. Ночевали где-то на участке среди рабочих, которые гнали деготь. А когда вернулись на Релку, меня начали собирать в школу.

— Говорят, тебя не берут в школу? — ехидно спрашивал меня на улице Шурка Мутин.

— Почему не берут? — удивлялся я.

«Паразит» не выговариваешь, — улыбался он.

— Сам ты паразит! — кричал я. — От паразита слышу!

Слова я произносил четко, не картавя. Кажется, слова вылетали сами собой. Мне это доставляло большое удовольствие, на душе праздник, столько приятных событий за последние дни. Мать купила букварь, друзья Олег и Вадик смотрят на меня с завистью, им до школы еще далеко. Правда, и меня не хотели брать, мол, не хватает полмесяца, но я пообещал заведующей школой Евгении Иннокентьевне, что буду учиться только на одни пятерки. В последний день перед школой я взял литровую банку и пошел собирать ягоды. К обеду обошел окружающий Релку кустарник и набрал почти полную банку боярки.

Дома застал брата, обматывающего спинку кровати медной проволокой. Я сунул ему банку с ягодами. Он скосил свои большие глаза на банку, поднял голову и сглотнул слюну. Ему хотелось есть. Саня у нас не жадный, поделится последним. Сегодняшняя моя щедрость ему непонятна. Он еще не знает: с этого дня я решил начать новую жизнь.

Я достаю букварь, засовываю его под рубаху, выхожу из дома и забираюсь на крышу.

Первый раз сюда я забрался, удирая от Кольки Лысова. Выиграв у релских парней в чику, он серебро обычно ссыпал в карман, а медь кидал на драку-собаку.

Однажды один из пятаков попал мне в лоб и рассек кожу. Я притащил из канавы булыжник и, когда Колька в очередной раз сел бить кон, толкнул каменюгу на него. Булыжник до спины не долетел, ударил Кольку по ноге. Отомстив обидчику, я во весь дух полетел к себе во двор. Увидев, что Колька бросился за мной, я по скобам забрался на сени, а оттуда на крышу. Лысов не поленился, полез следом. Достал он меня возле трубы. От страха я даже не смог зареветь. Мне казалось, сейчас он сбросит меня на землю. Но Колька обхватил меня рукой и осторожно спустил на землю. Уходя со двора, погрозил пальцем — мол, больше так не делай. Видно, вспомнил, кто таскал для него пистоны.