Айрис Мердок - Дилемма Джексона

Рано проснувшись, она полежала в кровати, свернувшись, словно змейка, и закрыв лицо руками, потом встала и медленно оделась. Еще накануне она выбрала наряд — очень простое коричневое платье из хлопка, свободное, с длинными рукавами, без всяких украшений. Она собиралась взять с собой также легкий прямой черный жакет, рассчитывая на теплую, солнечную погоду. Была суббота, это Розалинда тоже приняла в расчет. Сидя на краю неубранной постели, она посмотрела на часы, потом встала, окинула взглядом свое отражение в зеркале, поправила платье и пригладила блестящие светлые волосы, которые недавно остригла покороче, о чем теперь жалела. Веки были припухшими: она слишком много плакала. Розалинда приказала себе остановиться, больше плакать нельзя, и тут же ощутила новый прилив слез, которые едва сумела сдержать. Отвернувшись от зеркала, снова взглянула на часы: без малого восемь. Она заранее приняла решение идти пешком и теперь была готова отправиться.

Открыв дверь, Туан рассеянно произнес:

— А… привет.

Постояв немного в нерешительности, он направился в комнату, предоставив Розалинде самой закрыть дверь. В руках она держала черный жакет, который был на ней в прошлый раз. Розалинда повесила его на тот же стул, что и тогда. Туан посмотрел ей прямо в глаза.

— Зачем ты пришла?

— Ах, Туан, ты же знаешь…

— Опять все то же…

— Можно мне остаться совсем ненадолго? Не предложишь ли чашку чаю?

— Чаю? Хорошо, но…

— На улице жарко.

Туан отступил, она последовала за ним, обогнула диван и села на стул с прямой спинкой. Туан тут же исчез на кухне.

— Туан, не хлопочи, не надо чаю, вообще-то я хотела попросить лимонаду…

Он ничего не ответил, но вскоре появился со стаканом лимонада. Розалинда сделала глоток и поставила стакан на пол.

— Как продвигается твоя работа? — спросила она.

— Не очень успешно.

Он перенес стул в противоположный конец комнаты, но садиться не стал.

— Ты ведь пишешь о… О чем ты пишешь?

— О выдающихся мыслителях прошлого… Как ты знаешь, у меня есть и другая работа.

— Да, в магазине. Боюсь, мне о твоих мыслителях решительно ничего не известно.

— Мне тоже, то есть я сам очень мало знаю, я безнадежный ученый.

— Ничего ты не «безнадежный».

— Я хотел сказать, что весьма невежествен для ученого. Послушай, Розалинда… — Туан ходил теперь по комнате из конца в конец, — Ты прости меня, но твое присутствие меня смущает. Не могла бы ты уйти? Извини меня за тот ужасный рассказ. Я должен был сообразить, что ты не сможешь не только разделить, но даже понять…

— Ошибаешься, я понимаю, стараюсь понять.

— Ты создана для счастья и свободы, для того мира, в котором живешь. А я совсем другой. Надо же — я выставил напоказ свое горе, свой крест! Этого делать не следовало. Я много об этом думал. Ты жалеешь меня. Я очень хорошо ощущаю твою жалость, безграничную, как океан, но тебя просто ошеломила моя история, и жалость как последствие страшного потрясения ты приняла за любовь, за начало любви… Ты ошиблась. Твоя судьба принадлежит иному миру, и именно сейчас ты обрела по праву принадлежащую тебе в нем свободу…

— Почему именно сейчас? Ты имеешь в виду… О господи…

— Ты принадлежишь Англии с ее красивой и благородной историей. Здесь — ты дома, здесь — ты принцесса. Ты молода, свободна, перед тобой открыты все пути, ты сможешь стать счастливой в собственном мире, с людьми, подобными тебе. И теперь, когда Мэриан уехала…

— А Мэриан здесь при чем? Ты намекаешь, что теперь я могу выйти замуж за Эдварда?!

— Ах, как отчетливо я вижу, что твой мир — это не мой мир. Да, за Эдварда или за кого-то еще… Мне неприятно об этом говорить. О, Розалинда, как ты можешь!

Туан прекратил расхаживать по комнате и, сев на диван, закрыл лицо руками. Розалинда подошла и села рядом.

— Что ты хочешь сказать? Ты ведь не можешь не знать, не видеть, что я люблю тебя, только тебя…

— Я сказал тебе в прошлый раз, что…

— Как ты можешь вообще говорить об Эдварде! Неужели не способен отличить настоящую любовь? Я люблю тебя отчаянно, глубоко и буду любить до последнего вздоха, я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Пожалуйста, возьми меня за руку.

Туан сжал ее ладонь, но тут же выпустил.

— Не плачь, — сказал он. — А впрочем, плачь, если тебе так легче.

— У тебя нет носового платка? Я свой потеряла.

— Есть, только большой, вот возьми. Розалинда, ты еще ребенок. Мы слишком разные. Брак — это таинство, это трудная работа, требующая огромных усилий. Можно совершить ужасную ошибку, ошибку, за которую потом придется расплачиваться всю жизнь.