Далия Трускиновская: Сиамский ангел

Старенький такой блокнотик, в натуральной кожаной обложке с золотым крейсером «Аврора». И что у него там, кроме вырезок? Телефоны? Давно уже мертвые телефоны, да. Это — обязательно.

Наверное, уж теперь-то он точно соберется и поедет доживать на землю предков, туда, где за ним присмотрят дети и внуки, а не зоологические тетки. Так будет лучше всего. И для него, и вообще для всех. Контора поможет собраться в дорогу.

И он уедет. Навсегда.

— Выходи из дома, карета сейчас будет подана, — быстро сказал Федька.

Марек посмотрел на будильник. Половина третьего. Самое время кататься в каретах.

Федька даже не ждал ответа — отключился.

Но если человек не спит в такое время, если пытался читать — но не получилось, пытался слушать музыку — но музыка впрок не пошла, пытался даже вымыть скопившуюся за четыре дня посуду, блин!..

Федькиному звонку предшествовала умная мысль — надо бы собраться и попросту нагулять сон. Дома он капризничает, но где-нибудь в шести кварталах от постели явится как миленький.

Почему бы и не Федька?

Сборы у Марека были недолгие — он спал в трусах и майке, эта майка никакими погодными условиями не объяснялась, просто так привык. Натянуть носки, штаны, сунуть ноги в сандалии с резинкой, которые никогда не расстегивались, — дело минуты. Ночь, и неизвестно, на сколько этот выход, а к утру похолодает. Он натянул братнюю сиреневую фуфайку, любимую, хлопковую, мягкую, в свое время она оказалась хорошей длины — прикрыла и задницу, и низ живота. Причесываться не имело смысла — очень коротко стриженные светлые волосы, чеши их не чеши, ложились все теми же завитками. Вторая минута ушла на собственно выход. К концу третьей Марек уже стоял на улице.

— Садись, — велел Федька.

— Куда едем?

— Водку пьянствовать и беспорядки нарушать.

Больше не было ни слова.

Ну, значит, такое будет сегодня снотворное.

Федька, не пристегнувшись и не дав Мареку на это ни секунды, гнал машину так, что ее на каждом крошечном сбое с прямой вскидывало и мотало. Марек ехал враспорку, чувствуя, что длины ног, кажется, не хватает, и сползая с сиденья. Федька же сидел за рулем, словно каменный.

Квартал, поворот, два квартала, поворот.

«Марокко»?.. Нет…

Пролетев пустой перекресток у «Марокко», кабриолет вкатил в тот самый двор, куда однажды удирала Аська. Там и встал. Фары погасли.

— Выходим, — распорядился Федька.

Марек вышел и стал ждать — что будет.

Федька прошел вперед, в полную темноту, и опустился на корточки.

— Жив, зараза? — спросил он, трогая что-то незримое.

Марек сделал два шага.

Продолговатое, темное… человек, что ли?..

— Так «Скорую» же нужно вызвать, — неуверенно предложил он.

— Никакой ему «Скорой», — все еще сидя на корточках, ответил Федька. И замолчал надолго, время от времени слегка прикасаясь к руке лежащего. — Не понять, — вдруг пожаловался он.

— Дыхание послушай.

Марек не знал, страх ли сделал его каменным столбом с гляделками, непонимание ли сути дела, а может, случилась допекавшая его прежде заторможенность, когда вместо решительных действий он только, сцепив пальцы, шевелил ими и тупо смотрел на это шевеление, бормоча какую-нибудь подходящую к случаю цитату из классики.

Вот он сказал «дыхание послушай», это были разумные слова, разумные слова в безумной ситуации.

Именно так он предложил Федьке удостовериться, что лежащий, которого он, Федька, скорее всего, и уложил, действительно мертв. А ведь следовало орать, вопить, искать пульс, спасать человеческую жизнь.

— Дыхание? Да ну его…

Федька поднялся — огромный в своем расхристанном светлом костюме.

— Еще его, суку, караулить… Пошли, посветишь.

Он достал в бардачке фонарь, сунул Мареку. Тот зажег.

— Не сейчас.

Они вернулись в полные потемки, туда, где между подвальным окном и глухой стеной лежал тот человек.

— Сюда свети.

Оказалось — Федька хотел убедиться, что не осталось следов. Он даже провел ладонями по асфальту вокруг тела, подобрал какую-то микроскопическую штуку и сунул себе в карман.

— Свет приглуши… Так.

Федька задумался, опустился на колени и подсунул руки под тело.

— Кретин… — проворчал он. Самому себе комплимент, понял Марек.

Способ оказался неподходящим. Федька встал над телом, взял его за руки, вздернул, тело село.

— Сзади подпихни, — велел Мареку.

Тут приглушенный луч уперся-таки в неживое лицо.

Осокин? Димка Осокин?

— За что ты его? — громко спросил Марек.