Надин Гордимер: Африканский фокусник

Фокусник не поддавался на их уговоры. При первых же словах Жоржа он начал отрицательно мотать головой и укладывать в чемоданчик свой волшебный реквизит — карты, яйца, бумажные цветы. Он морщил верхнюю губу и на все доводы опять и опять отвечал тоном категорического отказа. Жорж и бармен обрушивали на него буквально водопады слов — уговаривали, насмехались, подзадоривали. Внезапно фокусник уступил и пробормотал что-то вроде: «Пусть будет по-вашему, но я ни за что не отвечаю».

Жорж обернулся к нам со счастливой улыбкой, поклонился и воздел руки к потолку.

— Я сказал ему: слишком мало. Сейчас он покажет еще. Вы увидите колдовство.

Он рассмеялся, подняв брови, и так затряс головой, что его фуражка с эмблемой едва не слетела. Весь его вид говорил, что для него согласие фокусника такое же чудо, как и для нас.

Фокусник тоже поклонился, и мы ему захлопали. «Новобрачная» на мгновение опустила голову на плечо своего молодого супруга со щенячьей физиономией и зевнула ему в ухо. Затем все мы сосредоточились и приготовились смотреть.

Ассистент, который успел снова оседлать свой стул, по знаку фокусника поднялся и встал перед ним. Фокусник коротким решительным жестом заправил рубашку в брюки, как бы заканчивая последние приготовления, и начал делать пассы перед лицом своего помощника. Тот замигал, словно сонный пес, потревоженный мухой. У него было тяжелое лицо с выпуклым лбом, мощной нижней челюстью и широким носом, на котором единственный надрез татуировки казался чернильной кляксой. Длинные пушистые ресницы настолько затеняли глаза, что несомненно мешали ему смотреть. Тонкие черные руки фокусника с желто-розовыми ладонями казались полупрозрачными, они извивались, как змеи, и порхали, как птицы. Вдруг ассистент начал приплясывать. Он отступал от фокусника в дальний угол, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, втянув голову в плечи и согнув руки в локтях, как бегун. В салоне раздался сдержанный, но одобрительный смех. Мы все искренне готовы были поддержать фокусника, раз уж он так старается. А он стоял, опустив руки, и его гибкое худощавое тело казалось щуплым и жалким в свисающей с плеч дешевенькой чистой рубахе и слишком просторных для него серых брюках. Он смотрел на нас, а тем временем ассистент, сделав круг, начал приближаться к нему, пританцовывая и напевая... Но он пел женским голосом!

И тут все мы разразились хохотом, уже совершенно искренне, а не из желания поощрить чародея. Как гипнотизер, он обладал превосходным чувством меры и времени, которых ему не хватало при показе фокусов, — смех еще не затих, а он что-то коротко приказал ассистенту, и тот, подойдя к стойке, схватил пустой стеклянный кувшин и осушил до дна большими жадными глотками, словно после многодневного перехода через пустыню. Затем фокусник разбудил ассистента одним движением руки перед его лицом. Ассистент уставился на нас, ничего не понимая, однако даже тот факт, что он почему-то оказался в центре всеобщего внимания, не возбудил его любопытства, и, спокойно усевшись на свое место, он широко зевнул.

— Пусть покажет, что он может сделать с кем нибудь другим, а не со своим помощником, — добродушно предложил один из бельгийцев, подзывая бармена.— Да, да, с кем-нибудь еще. Поди-ка сюда! Скажи ему, пусть попробует сделать то же с кем-нибудь, кого он не знает. Ну, хотя бы с Жоржем. Посмотрим, что у них выйдет!

— Нет, нет, пусть это будет кто-нибудь из нас!

Последнюю фразу произнес лоснящийся толстяк, специалист по разведению деревьев какао. Он внес свое предложение полупрезрительным, полусварливым тоном и удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

— Да, да, пусть попробует с кем-нибудь из нас, посмотрим, что у него выйдет!

— Вот именно!

Все дружно поддержали предложение и даже «новобрачные» присоединились к общему хору.

— Но как быть с языком? — спросил кто-то.— Как он может что-то внушить нам, если мы не понимаем его языка?

Однако это возражение было отметено, и Жорж принялся объяснять фокуснику, чего мы хотим.

Фокусник не стал возражать. Он быстро отошел к самой стойке и решительно повернулся к нам. Я заметила, как ноздри его тонко очерченного носа резко расширились и сузились, словно он два-три раза глубоко вздохнул.

Вероятно, мы подсознательно ожидали, что он вызовет кого-нибудь из нас — то есть кого-нибудь из мужчин, разумеется. Специалист по какао и кое-кто еще явно были готовы услышать что-то вроде знакомого: «А сейчас, дамы и господа, попрошу желающих выйти на сцену!» Но, как ни странно, никакого приглашения не последовало. Мы сидели и смотрели на молодого негра, который медленно переводил взгляд с одного лица на другое, и никто не понял, как и когда это началось. Мы замерли, не спуская с него глаз. Он весь съежился, как зверек, загнанный охотничьей сворой. И пока мы сидели так и смотрели, ожидая, кого он выберет, позади нас послышалось какое-то движение.