Ольга Славникова - Легкая голова

Максим Т. Ермаков знал, что не понравится очень. Отправить телегу «в фирму» было примерно то же самое, что в прежние времена нажаловаться в партком. Склочную бумажку могли отправить в урну, а могли изучить и усмотреть в бытовом поведении сотрудника попрание корпоративных ценностей и ущерб имиджу компании. Впрочем, Максим Т. Ермаков был теперь на особом положении. Он теперь расхаживал по офису, будто привидение по родовому замку, и коллеги, избегая смотреть ему в глаза, словно видели у него во лбу запекшуюся дырку от выстрела. Казалось, все они каким-то образом догадались, что голова Максима Т. Ермакова пребывает в ином, чем у нормальных граждан, агрегатном состоянии. Из-за этого Максим Т. Ермаков чувствовал себя флаконом, у которого не завинчена крышка: толкни — и все разольется. Его халтурный креатив ко всенародному празднику св. Валентина — шоколадное сердце, пронзенное стрелой, чем-то напоминающей рыбий скелет, — был принят на сегодняшнем совещании не глядя, никто не вылез с неприятными умными мыслями, все сделали вид, что никакого Максима Т. Ермакова не существует.

— Пишите кляузу, мне не жалко, — хладнокровно заявил Максим Т. Ермаков Просто Наташе. — Охота вам время терять.

— Ну вы и бессовестный! — возмутилась Просто Наташа. — Ладно, давайте разбираться. Я имею право знать, что происходит!

— А что?

— Как это что, как это что? — зачастила Просто Наташа, очень похожая в этот момент на большую взъерошенную курицу. — Милиция в подъезде вторую неделю дежурит! Мы с мамой всегда жили бедно, но прилично! А теперь соседи, которые меня с детства знают, звонят и говорят: мол, Наточка, твой жилец попал под милицейское наблюдение. У нас тут засада, того гляди стрелять начнут. Неизвестно, что теперь с квартирой будет, ты уж приезжай и разберись!

— Им-то какое дело? И с чего они взяли, что это милиция? И почему решили, что наблюдают за мной? — раздраженно спросил Максим Т. Ермаков. — Может, это за алкашами с пятого этажа решили присмотреть. Я-то чего? Вот у них гулянка день и ночь, в режиме нон-стоп. Вася-хозяин вообще не просыхает, живет с того, что девиц пускает с клиентами. Притон настоящий, а туда же: приличные люди, приличный подъезд! Иногда такую рожу в лифте встретишь, что потом ночами снится. А Вася красивее всех, с бородой своей горелой и в кепке с помойки. Тоже, небось, вырос у всех на глазах. Вы, может, с ним за одной партой сидели и на выпускном танцевали?

— Про Васю Шутова не смейте! — возмутилась Просто Наташа. — Он хороший был человек, маме моей дорогие лекарства покупал. Три года как пьет всего. Сначала в Бога поверил, а потом спился. Вы для моей мамы пальцем о палец не ударили, так что молчите тут мне!

Максим Т. Ермаков скептически хмыкнул. Поверить в то, что Вася-алкоголик пьет всего три года, было крайне затруднительно. Если так, то Вася двигался по жизни очень высокими темпами и мог бы, пойди его судьба в другую сторону, за те же сроки построить, к примеру, завод. Вместо этого Вася разрушил себя и сейчас представлял собой небольшое кривоногое страшилище с мордой как фарш и с бессмысленной готовностью в проспиртованных глазках на подлость или на подвиг, как повернется бутылка. Из логова его ночами доносились глухие звуки пьяного веселья, нехорошая квартира тряслась, будто картонная коробка с битым стеклом. То и дело в логово заглядывал, проводя там немало времени, красноносый и блондинистый, как гусь, местный участковый. Тем не менее алкоголик Вася был москвич, выросший здесь, в свинцовом, с диким ветром из-за каждого угла спальном районе, и уже поэтому он считался благонадежнее, чем какой-то приезжий, тихо снимающий крошечную квартиру за немалые деньги.

— Все-таки с чего вы все решили, что наружка по мою душу? — раздраженно спросил Максим Т. Ермаков.

— А с того! — торжествующе выпалила Просто Наташа. — Они с Марией Александровной из четыреста шестой договорились, ходят к ней в туалет. Культурные мужчины, на лестнице не льют. Они и удостоверения ей показывали, и деньги, между прочим, платят, столько же почти, как вы за съем. Мария Александровна для них отдельное мыло держит и полотенце. Приглашала их обедать у нее на кухне, чтобы не жевать на подоконнике, чаю свежего предлагала. А они ей отвечают: нет, госпожа Калязина, нам нельзя, мы глаз не должны спускать с четыреста десятой квартиры. Она заволновалась, конечно, человек пожилой, спрашивает их: а почему, что произошло? Они ей: очень там жилец для нас интересный. Ну, и как вы это объясните?