Ольга Славникова - Легкая голова

Из усталой полудремы головастика вывел трескучий звонок. Входная дверь, выглядевшая хлипкой древесно-стружечной плитой, с гидравлическим вдохом втянулась в стену, обнаружив не меньше пяти сантиметров ребристой стальной начинки, и в кабинет, приглаживая сухой хохолок на бесформенной голове, вошел тот, кого Максим Т. Ермаков называл Стертым. Со времени первой и последней встречи с объектом в кабинете Хлама Стертый сильно изменился: голова покрылась странной растительностью, похожей на следы приклеенной и сорванной бумаги, хохолок на макушке стал совсем прозрачным, над верхней губой проступили усики, похожие на маленький рыбий скелет.

— А, Виктор Николаевич, рад видеть, с приездом, — главный головастик подался вперед, и кресло под ним с мультипликационной гибкостью поменяло позу, словно заново пересобрало себя из угольно-черных элементов. — Ну, как у нас в Новосибирске?

— Почти гладко, — ответил Стертый, протягивая начальнику костлявую руку, имевшую, казалось, больше пальцев, чем положено человеку. Тот ответно выпростал из хламиды свою, наполовину состоявшую из бледного льда. Рукопожатие этих двоих было как спаривание инопланетных насекомых.

— Я слышал, здесь тоже все, наконец, получилось, — сказал Стертый, усаживаясь на советский стул, из последних сил упершийся ногами в пол.

— Да, наконец, — Зародыш помассировал красные, как мозоли, запавшие глаза. — Ликвидация состоялась сегодня ночью. Ни с одним объектом мы прежде так не возились, как с этим Ермаковым.

— Вы рисковали, Сергей Евгеньевич, — осторожно заметил Стертый. — Разумно ли было сообщать объекту о нашей якобы ошибке?

— Разумно, — убежденно ответил главный головастик страны. — Надо было снять блокировку, которая образовалась у объекта на наше прямое вмешательство. Он должен был почувствовать себя свободным, чтобы самому принять нужное нам решение. Можете, кстати, потом посмотреть записи, файлы у вас в компьютере.

Социальные прогнозисты помолчали. За окном валил волнами густой снегопад, дрожали тут и там дневные бледные огни, окрестные строения казались серыми тенями на гигантской беленой стене. Зимний день был в точности таким, как тогда, когда двое сидящих в кабинете пришли к Максиму Т. Ермакову. Будто не было целого года, не было человека. Мир без Максима Т. Ермакова заносило наискось тихой пеленой, плотный шум Москвы угасал до еле слышного шепота, и как-то было понятно, что сегодня уже ничего не произойдет.

— Я вот только не совсем в курсе насчет последнего московского взрыва, — снова заговорил Стертый, глухо кашлянув в кулак. — По нашим прогнозам, теракт в московском метро должен был произойти на четыре месяца позже. И супруга объекта в него не попадала.

— Да, мы организовали этот инцидент, — раздраженно подтвердил Кравцов. — Вызвали, так сказать, преждевременные роды. А что нам оставалось, скажите на милость? Помедли мы еще пару недель, и снесло бы пол-Питера. Нарушили правила, согласен. Отклонение каузальности по тридцать второму вектору на полтора процента.

— Полтора процента немного, — Стертый вытащил из кармана ссохшийся комом клетчатый платок и высморкался со звуком, словно из книги резко вырвали страницу. — Извините, Сергей Евгеньевич, простыл в Новосибирске.

— Надо беречь здоровье, — назидательно проговорил главный головастик. — Особенно нам с вами, при наших факторах риска. Я, кстати, не хуже вашего знаю, что полтора процента скомпенсируются лет через десять. Но это было минимальное точечное нарушение, без которого мы не могли решить проблему. Думаете, мне не жалко глупую девчонку? Побежала замуж за этого Ермакова, когда все, у кого было хоть на грош интуиции, от него отстранились. Да от него просто разило опасностью! Он смердел, как помойка. Честно говоря, я от него за год просто до смерти устал.

— А мне его, знаете, будет не хватать, — задумчиво признался Стертый, приминая пальцами, будто табак в самокрутке, непривычные усы. — Я тут, просто для себя, прогнал его данные по новым вариативным программам. И знаете, что получилось? При несколько иных значениях базы-четыре и базы-восемь он стал бы Герой Советского Союза.

— А по мне, так обыкновенная сволочь, — поморщился главный головастик. — Впрочем, нам с вами известно, что на войне хороших людей просто сразу убивают, а именно сволочи совершают подвиги и получают ордена. Так или иначе, свою работу мы сделали. Пусть не совсем чисто, но единственно возможным образом. Можно, наконец, и в отпуск, четыре года не был.