Лиза Си - Девушки из Шанхая

Тем же вечером, когда все расходятся по домам, а Джой засыпает на своей кушетке в гостиной, мы с Сэмом разговариваем о ребенке и возможном переезде.

— В своем доме мы могли бы жить как нам нравится, — говорит Сэм на сэйяпе. — Наедине, — добавляет он по-английски. В китайском языке нет аналога слову «уединение», но мы любим само это понятие. — К тому же все жены мечтают жить подальше от своих свекровей.

Жизнь с Иен-иен меня не тяготит, но одна мысль о том, что мы можем переехать из Чайна-тауна, и обо всех тех возможностях, которые будут у Джой и нашего будущего сына, наполняет мое сердце счастьем. Но нам, в отличие от Фреда, не облегчает покупку дома закон о льготах демобилизованным. В банках неохотно дают кредиты китайцам, а мы не доверяем американским банкам, потому что не желаем быть в долгу у американцев. Но мы с Сэмом уже давно копим деньги, складывая их в носок за подкладку моей китайской шляпы. Нам, возможно, удастся купить что-нибудь скромное.

Все обстоит не так просто, как нам описывал дядя Фред. Я ищу дом в районе Креншоу, но мне сообщают, что я могу рассчитывать только на дом на юге района Джефферсон. Агент по недвижимости отказывается даже показывать мне дома в Кальвер-Сити. Мне удается найти неплохой дом в Лейквуде, но соседи подписывают петицию против вселения китайцев в их район. Я отправляюсь в Пасифик Палисадс, но чернокожим и лицам монголоидной расы до сих пор запрещено приобретать там недвижимость. Я везде выслушиваю отказы: «Мы не сдаем жилье китайцам», «Мы не продаем дома китайцам», «Вам, китайцам, этот дом не понравится». И, как обычно: «По телефону мне показалось, что вы англичанка».

Дядя Фред, которого война научила не падать духом, подбадривает нас. Но мы с Сэмом не из тех, кто ноет и причитает, что их грабят, обкрадывают или дискриминируют. Единственная для нас возможность купить дом за пределами Чайна-тауна — это найти отчаявшегося продавца, которому будет безразлично мнение соседей. Теперь я уже начинаю нервничать из-за переезда. Впрочем, возможно, что я не нервничаю, а заранее тоскую по еще одному покинутому дому. После того что произошло в Шанхае, как можно расстаться с тем, что мы построили для себя в Чайна-тауне?

Я трудолюбиво забочусь о ребенке, как это принято у китайцев. Меня обуревает обычное в таких случаях беспокойство, но дело в том, что я знаю, что нынешний дом моего ребенка когда-то был разрушен и практически уничтожен. Травник осматривает мой язык, считает мне пульс и выписывает ань тай вань — «смесь, благоприятную для плода» и шоу тай вань — таблетки, укрепляющие плод. Я не пожимаю рук посторонним, потому что мама как-то сказала соседке, что от этого рождаются дети с шестью пальцами. Когда Мэй покупает сундучок из камфорного дерева для детских одежек, я вспоминаю мамино предупреждение на этот счет и отказываюсь его принимать, потому что он напоминает гроб. Я начинаю запоминать свои сны, вспоминая мамины толкования: увидеть ботинки — к неудаче, выпадение зубов — к смерти родственника, дерьмо — к большой беде. Каждое утро я поглаживаю свой живот, радуясь, что в моих снах не было этих дурных предзнаменований.

Во время новогодних празднеств я навещаю астролога, и тот сообщает мне, что мой сын, как и его отец, родится в год Быка.

— Твой сын будет обладать чистым сердцем, а в душе его будут жить чистота и вера. Он будет сильным и никогда не будет ныть и жаловаться.

Каждый день, когда туристы покидают Чайна-Сити, я отправляюсь в храм Гуан Инь и делаю приношения предкам, чтобы ребенок был здоров. Будучи красоткой в Шанхае, я свысока смотрела на матерей, посещающих храмы в Старом городе, но теперь я выросла и понимаю, что здоровье ребенка важнее девичьих представлений о современности.

С другой стороны, я не глупа. Что бы там ни было, я буду американской матерью, поэтому я также посещаю американского доктора. Мне по-прежнему не нравится, что западные доктора одеваются в белое и красят свои офисы в белый цвет — цвет смерти, но я не обращаю на это внимания, потому что ради своего ребенка готова пойти на все. В том числе и на обследования. Только мой муж, доктора, спасшие меня в Ханчжоу, и те, кто изнасиловал меня, касались меня, и мне неприятно, что этот мужчина щупает меня и осматривает. И меня ужасно расстраивают его слова:

— Вам повезет, если вы сумеете выносить этого ребенка.

Сэм осознает всю рискованность моего положения и потихоньку предупреждает всех членов семьи. Иен-иен тут же запрещает мне готовить, гладить и мыть посуду. Отец приказывает мне не выходить из квартиры, лежать с поднятыми ногами и спать. А моя сестра? Она берет на себя ответственность за Джой и водит ее в американскую и китайскую школы. Не знаю, как это объяснить. Мы с сестрой много лет сражались за Джой. Мэй дарит племяннице прелестную одежду, купленную в универмаге, — нарядное небесно-голубое кисейное платье в горох, восхитительное платье с буффами и комбинезон с оборками. Я же шью для своей дочери практичную одежду: свитера из двух кусков шерсти, китайские жакеты с рукавами реглан, сшитые из хлопка, купленного по дешевке, комбинезоны из плательной ткани (которую мы зовем атомной тканью, потому что она не мнется). Мэй покупает Джой лакированные туфельки — я настаиваю на ботинках. Мэй развлекает ее — я же устанавливаю правила. Я понимаю, почему моя сестра хочет быть идеальной тетушкой: мне тоже хочется быть идеальной матерью. Но сейчас я не беспокоюсь об этом и отпускаю Джой в ее объятья, потому что знаю, что мы никогда не будем соревноваться с Мэй за любовь моего сына.