Маша Трауб - Нам выходить на следующей

У них был видеомагнитофон. Из Москвы привезли. Магнитофон еще был в местном клубе, где за десятку можно было посмотреть «Тома и Джерри». Все бегали смотреть, даже старшеклассники, и Алла бегала. Потом всех детей выгоняли, гасили свет и крутили другие фильмы. Старшеклассники говорили: «Порнографию». Алла не знала, что это такое. Она никому не говорила, что у них дома тоже есть видак. Тогда бы все из школы приходили домой к Алле – без предупреждения. И требовали бы включить видак. А у них дома и так по вечерам собиралась толпа народу. В основном друзья Димочки. Они закрывались в комнате и сидели до полночи. Аллу Димочка гонял на кухню – чайник поставить, бутербродов нарезать, рюмки принести.

Алла на всякий случай заперлась изнутри и поставила видеокассету. Почему-то она поняла сразу – изображение, которое появилось на экране, и называется «порнография». Алла вытащила кассету и поставила на место. Схватила тряпку и вытерла пыль, как будто хотела стереть свои отпечатки пальцев.

На вопрос, почему она сделала то, что сделала, Алла так и не смогла ответить. Хотя мама, как Елена Ивановна, допытывалась: «Алуша, ну почему?» Алла повернула в замке ключ еще на один оборот, закрыла форточку, набрызгала в комнате дихлофосом и легла на пол.

Екатерине Андреевне в тот вечер в гостях было плохо и душно, еще и с Димочкой поругалась. Поэтому домой она вернулась раньше. На лестничной клетке собрались соседки и втягивали носом воздух.

– Кать, не от вас несет? – спросила Екатерину Андреевну соседка напротив.

– Нет, не от нас. Алла дома.

– А вроде от вас, – не отставала соседка.

Она зашла в квартиру вместе с Екатериной Андреевной. Тут же выскочила – дышать было невозможно. Дверь в запертую комнату ломал пьяный муж соседки. Он же вытаскивал Аллу на лестничную клетку. Соседка вызвала «скорую». Муж соседки хлопнул еще рюмку и понес Аллу на руках на улицу – чтобы время не терять.

Алла очнулась в больнице. Увидела мать. Екатерина Андреевна плакала и спрашивала: «Почему?» А Алла смотрела на мать – враз постаревшую, опустившуюся, сильно накрашенную и совсем чужую. Екатерина Андреевна была в нарядной блузке с глубоким декольте. Грудь – от шеи и ниже – была красная, в мокнущих язвах. Алла испугалась.

– Мама, что у тебя с грудью?

– Что? – не поняла сразу Екатерина Андреевна.

– У тебя грудь красная.

– Натерла ожерельем.

– Мама, тебе нельзя пить. Это от водки. А не от ожерелья.

– Алуша, почему? Почему ты это сделала?

Алла отлежала в больнице, ее выписали. Алла вышла с пакетом в вестибюль больницы, но никто ее не встречал. Алла постояла немного и пошла к Оле Егоровой. Домой она возвращаться не хотела. От Оли ее забрал Димочка. Опять больно заломил за спину руку и вел так всю дорогу до их дома.

В квартире было чисто. Даже тараканы пропали. Дверь в комнату матери и Димочки была открыта. По вечерам никто не приходил. Алла заглянула как-то в шкаф – водка и кассеты пропали. Димочка ходил трезвый и злой. Екатерина Андреевна целыми днями плакала. Алла думала, что они уедут. Екатерина Андреевна почти каждый вечер ругалась с Димочкой и кричала: «Уеду». Но они остались. Алла с Димочкой не разговаривала. С матерью общение свелось к трем словам – «нормально», «нет», «поела». Наступила весна. Северная весна.

Девочки в Аллином классе переоделись в колготки-сеточки. Алла тоже себе такие купила. Благо, мать ни в чем ей не отказывала. Даже в конфетах.

Алла любила конфеты. Но мать была противницей сладкого. Даже сажала Аллу на диету. Она тогда во втором классе училась, и они в Москве жили. Екатерина Андреевна решила, что дочь растолстела до неприличия, и варила пустой бульон. Рядом с тарелкой клала четвертинку черного хлеба. Алла плакала. В бульон капали слезы. В доме из сладкого признавался гематоген, овсяное печенье и сухофрукты. По праздникам колечко с орехами из кулинарии.

После того как Алла вернулась из больницы, под кухонным столом она обнаружила целую корзину с конфетами. Любыми – шоколадными, карамельками, ирисками… И вдруг расхотела их есть. Шоколадные конфеты покрывались налетом, к карамелькам прилипала бумажка – не отодрать, ириски каменели.

Так вот про колготки. Было холодно. Сеточка прилипала к ногам, ветер задувал под юбку. Под сеточки по северной моде полагалось надевать короткую куртку-варенку. Алла приходила из школы, снимала сеточки и разглядывала ноги, покрытые красным узором – ромбиками.

Кстати, именно после больницы у Аллы наладились отношения с одноклассниками. В школе ходили слухи – москвичка Алла что-то такое сделала, лежала в больнице и теперь ей можно не сдавать математику и русский. Аллу действительно освободили от экзаменов по причине неуравновешенной психики. Ее зауважали. Даже завидовали. Спрашивали, что Алла такого сделала. Она молчала.