Маша Трауб - Нам выходить на следующей

– Ларис, а чем это от твоей мамы пахнет?

– А, это? Арака. Водка осетинская. Она всегда после смены ее пьет. Расслабляется.

– А что такое фытчин?

– Пирог с мясом. Мама в ларьке покупает. Терпеть его не могу.

Алла спала, и ей снилась беззубая тетя Регина.

Екатерина Андреевна и Регина сидели на кухне. Пили привезенное из Москвы вино. Регина кусала одной стороной рта пирожок с капустой. Володя ушел спать.

– Ну, что случилось? – спросила Регина.

– Ничего не случилось. С чего ты взяла?

– Ты просто так сюда не приезжаешь.

– Да там моя подруга разводится с мужем и хочет, чтобы я на суде свидетелем была.

– А ты сюда сбежала? У тебя что, с этим мужем что-то было?

– Регин, я не в твоей детской комнате милиции сижу. Хватит меня допрашивать. Давай просто поговорим. Столько лет не виделись. Лучше скажи, чего ты себе зубы не вставишь?

– В тихом омуте черти водятся. Это точно про тебя. Ты мужика, что ли, увела?

– Никого я не уводила. Просто приехала тебя повидать, на могилу к маме сходить.

– Ну-ну. Что-то не верится, что ты по мне так соскучилась. О могиле не беспокойся. Я заезжаю туда. Осенью и весной мою там, убираю.

– Спасибо тебе.

– Лучше денег дай. Шучу. Зубов нет, потому что денег нет. Моей зарплаты только на еду хватает. А Вовка больше на пряжу тратит, чем за свои кофточки выручает. Надоело, весь дом в нитках. Дизайнер хренов. Предлагал же ему мой отец: давай устрою на нормальную работу, инженером. Так нет, этот уперся. Вот сидит и вяжет теперь. А я корячусь.

– Но он же детьми занимается…

– Плохо занимается. Сашка – троечник, у Ларки вообще мозгов нет. Кстати, я тут ей путевку в пионерский лагерь взяла. Хочешь, я Алку пристрою?

– Хочу. Только мне уехать нужно будет. Мне всего две недели дали отпуска.

– Да отправлю я ее назад, не волнуйся. Здоровая деваха, доедет. Я здесь посажу, ты в Москве встретишь.

– Спасибо, Регина. А про Нину ничего не знаешь?

– Знаю. Уехала она с мужем и дочкой.

– Куда?

– В Москву. Ее мужу там работу предложили. Он ведь хирург…

– А адреса не знаешь?

– Нет. А она тебе не звонила?

– Не звонила. Наверное, у нее мой старый телефон – на Пятницкой. А нового нет. Жаль, хотела к ней зайти.

– Тоже мне проблема – найти человека в Москве. Обратись в справочное бюро. Имя и фамилию ты знаешь. Было бы желание.

– Да, надо бы. Все, пошли спать.

Все следующую неделю Екатерина Андреевна стояла у плиты – жарила, парила, варила. Сашка с Лариской поселились на кухне. «Катьандревна, готово? Ну, Катьандревна». Володя учил Аллу вязать. Подарил ей крючок и показал, как сплести косичку. К концу недели Алла связала половину салфетки. Еще они вместе рисовали наряды – красивых женщин в вязаных юбках, кофточках, пальто… Дядя Володя считал, что у Аллы талант. Тетя Регина приходила вечером, дыша аракой. По привычке бросала на стол пакет с холодными фытчинами, которые никто не ел.

В последний день перед отъездом Екатерины Андреевны в Москву, а Аллы и Ларисы – в пионерский лагерь Екатерина Андреевна затеяла генеральную уборку. Убирали все, включая Сашку, которому доверили расставить книги и сложить журналы. Лариса с Аллой занимались детской комнатой.

Лариска перебирала наряды – что брать в лагерь, что оставить. Алла застилала постели.

Она подняла простыню на кровати Сашки и увидела клеенку – коричневую, жесткую, с разводами. Алла испугалась.

– Ларис, а зачем здесь клеенка? – спросила она шепотом.

– Да ссытся он до сих пор, – спокойно ответила та.

– А почему?

– Да его воспитательница в детском саду напугала.

– Как?

– Вывела без трусов в соседнюю группу. У них знаешь, какая воспитательница была? Ужас. Еще плакать запрещала. Если заплачешь – до конца тихого часа стоять будешь голый.

– А за что?

– За то, что не спишь в тихий час.

– А Сашка что?

– А он взял и обоссался. Прямо на ковер. От страха.

– А она?

– А она ему подзатыльник отвесила и в туалет потащила. А он упал. Так она его по полу волокла.

– А дети?

– А что дети? Смеялись.

– А ты откуда знаешь?

– Так его же в мою группу привели. Без трусов стоять. Но наша воспитательница так никогда не делала. Она добрая была. Еще Сашку жалела потом.

Алла после этого с Сашкой не разговаривала – ей было стыдно за то, что она знает его тайну. То, что знать не положено.

Про Ларису Алла тоже успела узнать. От матери. У Ларисы, когда та волновалась, тряслись руки. Мелкомелко. Она продолжала писать, есть, резать хлеб трясущимися руками. Казалось, кроме Аллы, никто трясущихся рук Ларисы не замечал. Алла не выдержала и спросила у матери: