Андрей Ефремов - Чёрная смородина

Бааска расслабился, поёрзав на скамейке, принял удобное положение:

— Перезахоронить нужно Старика, помянуть…

— Это все знают. Ты по делу говори, — предложил Матвеев, — по делу. Без обиняков.

— Э-э… Перезахоронить — это во-первых. Во-вторых — помянуть, в третьих — жертву принести: быка, корову, ясноглазого пегого жеребца…

— Ты чего это, — ошалел председатель от такой наглости, — где же я тебе ясноглазого найду?

— В табуне, в колхозном, — проворно ответила за Бааску Варвара.

— И палец Старику нужно на место приложить, — закончил Бааска, — он ему под спину закатился, мешает, лежать неудобно.

Матвеев покрылся холодной испариной:

— Откуда ты знаешь?!

— Все знают, Матвеев, — вновь ответила за юродивого Варвара, — и шамана бы пригласить надо на погребение.

— Какого такого шамана?!

— Есть один на примете…

Приближался национальный праздник Ысыах — начало сенокосной страды и он же — якутский новый год. Ысыах решено было провести в честь ознаменования новой сталинской конституции. По этой причине председатель решил провести собрание актива колхоза непосредственно в своём доме, благо весь актив — родственники.

Протокол заседания вёл племянник председателя, единственный в деревне интеллигент, гордость колхоза — агроном Ёндёрюська Дьепириемиеп. Образование он получил в райцентре: целых пять классов, и, кроме того, в городе с отличием окончил соответствующие курсы.

То, что в колхозе давно уже не выполнялся план по заготовкам кормов, Ёндёрюська называл мудрёными словами — «форс-мажорнай обстоятельствота», и «неблагоприятное для общего дела отсутствие эспесиалиста-мелиоратора», благодаря этому никакая ревизия не могла к Матвееву придраться: засуха, батенька!

Кроме учёных слов он принёс из города и диковинный, никому непонятный и невероятно сложный «матерный» лексикон. «В городе вся интеллигенция так разговаривает» — любил говаривать он на клубных танцах, где на общественных началах обучал молодёжь модному столичному фокстроту под гармошку. Правда, таким же лексиконом в совершенстве владел и старый тракторист Эсперден Сергеев, но он тоже был вроде как интеллигент: по совместительству работал сельским киномехаником.

В свободное от основной работы время Ёндёрюська, бывало, от зари до зари кропал поэмы. Когда снисходило вдохновение — даже и по ночам творил. Творил даже где-нибудь под душистым стогом сена, спящая рядом уставшая от любовных утех доярка Матрёна, щёки которой были измазаны чернилами (Ёндёрюська пользовался химическим карандашом), этому созидательному процессу никак не мешала. Наоборот — придавала процессу созидания творений некоторую долю пикантности, романтики, творения проникались силой и чувственностью.

Пару лет назад его небольшое, но, несомненно, талантливое стихотворение «Мой горячий жеребец» было опубликовано в популярной республиканской газете «Проблемы животноводства Якутии», и все районное население уважительно называло его не иначе как «Поэт с Большой Буквы».

Вольный перевод этого шедевра, говорят — но толком не проверено, по большим праздникам зачитывали даже со сцены столичного Дома Культуры:

У некоторой части несознательного сельского населения были сомнения по поводу Дома Культуры — но это всё, конечно же, из-за чёрной зависти.

Образованному Ёндёрюське доверили вести сразу два протокола: «О праздничном Ысыахе», и — «Дело по расходам Старика».

Протокол заседания о предстоящем проведении праздника Ысыах в честь новой великой Сталинской Конституции

«___» июля, 1937 г. с. Атамай, к/х «Красная звезда»

Присутствуют: (те то, и те то…)

Выступление председателя к/х тов. А.С. Матвеева:

Слава товарищу Сталину — великому вождю и учителю всех народов! Да здравствует новая Конституция РСФСР — гарант счастливой жизни всех народов. Слава ВКП(б)!

Товарищи, как мы все знаем, нам предстоит организовать праздничный Ысыах в честь ознаменования… (и т., д.), и решить вопрос об организованном проведении культурного мероприятия. А именно:

— Выделение продуктов из баланса к/х: бык — 1 шт., корова — 1 шт., пегий ясноглазый жеребец — 1 шт.

— Вино-водочные изделия: красное вино — 147 ящ., водка — 149 ящ.