Дина Рубина - Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)

Он фыркает, воздевает руки, откидывается в кресле, взывает к сочувствию моих, ни бельмеса не смыслящих в иврите, американцев...

Тут мои приятели начинают выяснять – что происходит и о чем мы так увлеченно говорим с хозяином лавки на иврите? Выяснив суть вопроса, они бормочут, что я веду себя неприлично. Они шокированы. За эти двадцать минут они успели уже кротко и бесхитростно купить себе по браслету, или по шкатулке, или еще какую-нибудь туристическую дребедень, которую изготовляют не на Малой Арнаутской, но тут, за углом, все на той же Виа Долороза...

– Я думал, ты – серьезный человек, понимающий красоту вещи... – удрученно говорит Селим. – Ты же просто развлекаешься...

– Ничуть, – возражаю я. – Я собралась купить эту, бесполезную в доме, вещицу. Она торчит здесь три года, вон как запылилась... Могу даже поднять цену до шестидесяти.

– Положи хотя бы триста! – вспыхивает он. – Нельзя в грош не ставить человеческий труд!

– О'кей, – я делаю паузу, допиваю кофе... с улыбкой возвращаю пустую чашку юному хозяйскому племяннику, вздыхаю и говорю. – Я понимаю, у тебя проблемы... ты должен платить за товар... оборот сейчас не тот... туристов мало... Я бы подняла цену до семидесяти долларов – замечательная цена за действительно тонкую работу, за эту вазочку, конечно, не позапрошлого века, куда там, но лет двадцать назад ее-таки сработал способный паренек. Беда только в том, что она мне совсем не нужна, и ты мне сейчас помог это осознать. Спасибо тебе...

Я поднимаюсь, мои американские приятели тоже растерянно поднимаются, понимая, что гостевание в гигантской, набитой обольстительным старьем, пещере подошло к концу...

– Так ты что, так и не купила эту жестянку? – спрашивает меня глава семьи. – Давай я куплю ее, а то неудобно...

– Заткнись... – цежу я сквозь улыбку... – Не мешай мне...

– Хорошо! – решительно объявляет хозяин пещеры, глава разбойной банды. Его глаза уже отметили движение заскучавших американцев, накупивших все свои сувениры и сейчас готовых тронуться по Виа Долороза дальше, уводя меня с собой... – Хорошо. Я вижу, ты и впрямь прикипела к этой вещи. Знаешь что? Я хочу сделать тебе невозможный подарок. Бери ее за сто пятьдесят долларов и празднуй неделю такую удачу!

Я ахаю, качаю головой, всплескиваю руками... Беру в руки и вновь разглядываю выдолбленные кропотливым резцом глазки на павлиньем хвосте, опоясывающем серебряное брюшко маленького рукотворного шедевра...

– Да-а-а... – вздыхаю я... – Жаль, надо идти... Мы не договорили... Но мои друзья, видишь, торопятся...

Еще бы, конечно, он видит, что американцы уже высачиваются из дверей на улицу...

– Знаешь что? – говорю я, открывая сумку и доставая оттуда расческу, чтобы неторопливо провести ею по волосам... – давай я тебе сделаю невозможный подарок? Вот тебе восемьдесят долларов, это все, что у меня есть, и празднуй такую удачу целый месяц.

– Ну, ты идешь? – зовут меня с улицы.

– Эх!!! Восемьдесят пять!!! – кричит он в азарте, делая знак племяннику, чтобы хватал, разменял, бежал давать сдачи, заворачивал, провожал...

И сам выводит меня из пещеры, с резных обшарпанных дверей которой свисают платки и тканые галабии, и крошечные, гроздьями, тамбурины, и распятия на любой вкус и для любых конфессий... И минуты три еще смотрит, как в солнечном мареве улицы я догоняю своих спутников и в сердцах выговариваю за нетерпение, за то, что не дали мне выторговать еще пять долларов, – немалые, между прочим, деньги... И над всеми лавками Виа Долороза восходит воплями, причитаниями, уговорами, проклятьями, восклицаниями, смехом и воркованием гомон восточного торга...

Однажды, прокрутившись на базаре часа три, Верка заработала почти целый рубль и немедленно ринулась к старухе-старьевщице... Та сидела на своем брезентовом складном стуле (позже, когда Вера стала выезжать на этюды, она купила себе такой в художественном салоне), гоняла мух и, подпирая обеими ладонями свой толстый живот, лениво оглядывала базарную площадь перед собой.

Тут Верка выяснила, что одну из двух вожделенных открыток кто-то уже увел. Она перевернула и перетрясла всю жестяную коробку со старыми открытками: дамы с вуалями на берегу «Средиземнаго» моря, Ницца на горах... полуголая девушка у Бахчисарайского фонтана, предлагающая изгиб обольстительного бедра в дымчатых шальварах... пытаясь как можно точнее описать старухе – что ищет... пока наконец та не припомнила, что утром открытку с каретой купила какая-то девочка: «А я и не посмотрела на нее... вот, как ты... все вы похожи...»