Дина Рубина - Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)

– Черт побери, Вера, – пробормотал он... – Этот оскал, как сильный аргумент, мы должны включить в стилевую композицию личности...

Но чаще она восставала против его педантичности, – того, что сам он называл «вниманием к каждой детали», а она – «занудливой въедливостью».

– Лёня, отстаньте от меня! Я – художник, а не светская львица! – вспыхивая, говорила Вера. – Чем, собственно, вам не нравятся эти туфли? Как вы смеете, вообще?! Я их купила в лавке на Алайском, очень недорого и...

Он хватался ладонями за щеки и мучительно стонал, как будто внезапная зубная боль пронзала всю нижнюю челюсть.

– Вы не можете носить такие туфли! – с выражением зубной муки на лице говорил он. Затем вскакивал и, отмеряя широкие шаги по мастерской, читал ей лекцию о стиле одежды.

Сам он не только хорошо, со вкусом был одет, не только умел доставать у неведомых Вере спекулянтов самые добротные и модные вещи, но и обладал врожденным вкусом ко всему, что касалось стиля – одежды ли, помещений, да и просто умения себя держать. Возможно, тут сказывалось домашнее воспитание: Лёня рано, лет в пятнадцать, остался без отца, известного в Узбекистане архитектора, но мать, Маргарита Исаевна, хирург-отоларинголог, посвятила сыну всю душу, намерения, любовь... Мать и сын были нежно друг к другу привязаны, жили вдвоем в большом пятикомнатном доме на улице Кафанова, и если Лёня вечером не приезжал, Вера знала, что сегодня он ведет маму в театр или на концерт заезжего музыканта.

Саму ее он уже не пытался пристрастить к опере, после одного незадачливого посещения «Дона Карлоса», где партию главного героя исполнял отличный тенор из Кировского театра, – грузный пожилой певец, тяжело опускавшийся на одно колено и с трудом принимавший исходное положение. Потряхивая толстым задом, особенно комичным в тесных бархатных панталонах с оборками, он короткими перебежками между ариями и дуэтами пересекал пространство сцены, прижимал обе руки к своей дамской груди и выводил рулады, страдальчески поднимая брови.

Круг знакомств Леонида Волошина не поддавался исчислению: иногда Вере казалось, что он знает всех – просто всех жителей города. Хотя, конечно, этого быть не могло. Но когда они вдвоем оказывались в какой-нибудь компании – это происходило очень редко, вытащить Веру на люди было трудно, – каждый раз выяснялось, что он знаком со всеми присутствующими, и уже через минуту диктовал кому-нибудь телефон именно того человека, который «справится с этой вашей проблемой одним мизинцем!»... Вера такие вечера не любила, с неудовольствием обнаруживая в себе некоторое раздражение от того, что он ускользает, раздваивается, размноживается, и как бы перестает ей принадлежать целиком. Почему-то в их странных, неопределимых, никак ими обоими не называемых отношениях все сложилось так, что его свободное время, его забота, его мысли должны быть заняты ею... Одно слово – ангел-хранитель, денно и нощно приставленный...

Хотя иногда она спохватывалась и восставала против его опеки. И кричала, чертыхалась, грубила ему... Ему – единственному человеку, которому могла сказать все, что приходило ей в голову.

Вера повернулась к Лёне: судя по благостному выражению лица, тот наслаждался. «Как вы можете на это смотреть?!» – шепотом спросила она. – «Тихо! Оперу не смотрят, а слушают»... – «Но это безобразное пренебрежение к визуальному ряду, к образу!»... – «Я вас убью, – прошептал он. – Закройте глаза и слушайте этот великолепный голос!»... – «Закрыть глаза?!» – воскликнула она, так что зашикали вокруг. – «Вы с ума сошли?! Я художник!» – и, немедленно поднявшись, стала пробираться к выходу через возмущенных любителей оперы...

В день расставания, в аэропорту, он с горечью скажет, что она всегда относилась к нему, как знатная госпожжа к рабу, при котором не стыдно обнажиться до полной и исчерпывающей наготы... Однако это не было правдой. Не было полной правдой...

С течением времени обнаружилось – однажды утром Вера спохватилась, перебирая одежду в шкафу, – что почти целиком им одета, и внутренне взъерепенилась, решила положить этому конец!

Когда вечером, как обычно, «зарулив по пути с работы», он небрежно вынул из портфеля – «тут пустячок по случаю» – элегантную длинную, натурального шелка накидку, – явно ручная роспись! – Вера заорала:

– По какому случаю?! Вы сейчас пойдете к чертовой матери с вашими пустячками и вашими случаями, модельер несчастный!!!

Он так и застыл с накидкой, развернутой в его руках, точно собрался торговать ею на воскресной толкучке, на ипподроме...