Джон Апдайк - Бразилия

Изабель уже давно поняла, что его бесплодие и есть та цена, которую им приходится платить за силу своей любви. Их духовная страсть выжгла природные последствия телесного союза. Мог ли Тристан стать отцом с другими женщинами? Не бродит ли где-то в джунглях или в каком-нибудь другом месте маленький темнокожий Тристанчик с большими, как у лягушонка, глазами? Эти вопросы интересовали ее лишь умозрительно, словно они относились к истории чужой жизни. А в той жизни, которую дано прожить ей и которая сейчас, как чудилось Изабель, неслась с ужасающей скоростью, она вдруг стала испытывать нечто вроде жалости к Тристану, будто он стал ее жертвой, будто это она, а не Тристан, подошла к нему на пляже Копакабана. Она носила тогда узкий купальник телесного цвета — очень смелый для тех времен, в нем она издалека казалась обнаженной. И, конечно же, именно она вступила в сговор с колдуном и сделала Тристана белым человеком, чтобы отец принял его и обеспечил им безбедную жизнь. «Я не причиню вам вреда», — сказал тогда Тристан на пляже, хотя сам он прямо-таки излучал опасность и дерзость. Но разве сама Изабель не представляла опасность для Тристана? Ее переполняло чувство вины, когда она видела, с каким смирением он каждое утро надевает свой серый костюм и ведет купленный в комиссионке серый «Мерседес-Бенц» по лабиринту улиц к своему заводу в Сан-Бернарду, и иногда ни с того ни с сего спрашивала его:

— Не скучаешь ли ты по свободе и волнению тех дней, когда ты еще не знал меня?

Обычно этот вопрос задавался вечером, после возвращения с вечеринки или из оперы. Расстегнув пару пуговиц на рубашке, Тристан убирал запонки и заколку для галстука в маленький ящичек бюро и выслушивал ее со свойственной ему поразительной серьезностью.

— Я жил как уличный пес, — отвечал он. — Через несколько лет меня убил бы либо полицейский, либо другой такой же уличный пес. С тобой в мою жизнь вошли надежда и смысл. Я не могу пожаловаться даже на тяжелые годы на прииске, ведь я возвращался с работы к тебе. Помнишь, я сидел на крыльце, дробил камни и мыл золото, а ты готовила пищу, убирала со стола и укладывала детей спать? Я никогда не знал большего счастья, Изабель.

— Не надо, Тристан! — кричала она, и слезы брызгали из ее глаз, как семя. — Не делай меня лучше, чем я есть на самом деле! Я превратила тебя в робота. Да, у тебя есть работа, но если по совести — она скучна и бессмысленна. Скажи честно, разве ты не ненавидишь меня?

Он отвечал ей по-прежнему мягким и почти бесстрастным голосом; возможно, он специально хотел наказать ее.

— Нет, у меня очень интересная работа. Я работаю с людьми, с мужчинами и женщинами, хотя, разумеется, женщин во властных структурах еще очень мало, и я должен вести их к достижению одной цели — к построению мира будущего. В Бразилии приходит конец эпохе рабовладения, и я, человек малокомпетентный, могу принести пользу, поскольку я был и рабом, и хозяином. Что же касается ненависти к тебе, чувство это перечеркнуло бы мою жизнь. Амазонка потечет вспять к Андам, если я буду ненавидеть тебя. Ты рабыня моей любви, моя голубоглазая негринья.

Он шел к ней через спальню — комнату со множеством подушечек, с красивыми занавесками и фотографиями в рамочках, изображающими Тристана и Изабель на отдыхе и детишек в школьной форме, — и останавливался перед женой, сидящей на обитом атласом пуфе у туалетного стола, и та видела, как бугрится его початок под ширинкой, ощущала его тепло, через черное сукно касалась его члена сначала кончиками пальцев, а затем и губами. Теперь они редко занимались любовью — богатая супружеская пара редко ходит в банк проверить содержимое своих сейфов, — однако когда они делали это, то сокровища их всегда оказывались на месте и всегда казались новыми, будто шкатулку с драгоценностями кто-то потряс, пока их не было.

Жизнь ее была полна забот, однако описать эти заботы едва ли возможно. Изабель отдавала указания слугам, одаривала любовью детей, когда гувернантка приводила их перед школой или перед сном. Она составляла меню для Тристана и следила за тем, чтобы ленивые неряшливые служанки — все, как одна, с северо-востока — не забывали самым нахальным образом о домашних делах, проводя все время в сарае с пареньком-садовником. Она покупала одежду у Фиоруччи и Гуне Клос и планировала поездки за границу для себя и Тристана. Она стала играть в теннис, хотя главным в ее занятиях спортом были, конечно же, ленчи в тени зонтов, когда после игры ее спутницы во влажных от пота белых рубашках с коротким рукавом эффектно набрасывали на плечи кофточки и задорно болтали друг с другом.