Геннадий Новожилов - Другие жизни

— Да никто. Просто дом знаю с детства. Люблю его. Но вон видите, одно окно цело. Передайте, пожалуйста, вашим хозяевам, что я берусь для этого последнего витража новую раму сделать. Ну и пусть они в новом доме повесят, что ли, как картину. Ведь красота какая! Я все умею. У меня руки золотые. И денег за труды не возьму.

Старик с интересом смотрел на горбоносого.

— Да кто вы будете-то?

— Математиком был.

— Понятно. А сейчас что кушаете?

— Сейчас работаю на оптушке у Киевского.

— Торгуете?

— Нет, мне торговать нельзя. Клиент будет недоволен.

И горбоносый показал старику тыльные стороны кистей рук, обезображенные псориазом.

— Я черную работу исполняю, — добавил он.

— А я сторожем здесь, — охотно сообщил старик. — К пенсии, знаете ли, прирабатываю. От звонка до звонка оттянул срок за политику. Сейчас реабилитирован, нет, как выяснилось, за мной ничего такого.

— Ясно, — улыбнулся горбоносый. — Приятно было познакомиться. До свидания. Вы скажите хозяевам, я и дерева достану. Извините за беспокойство.

— Какое беспокойство! Приходите, поболтать будет с кем.

— Вряд ли, — возразил горбоносый, — я неразговорчив.

Хозяева не только согласились, но завезли хорошего материала, и горбоносый теперь каждое воскресенье с утра до вечера строгал и стучал молотком. Заходил старик сторож, смотрел, трогал почти готовую раму, цокал языком.

— Вы б в Израиль-то ваш укатили отсюда. Там бы и подлечились заодно, — говорил он сочувственно.

— Нет, — отвечал горбоносый, — я уже умер здесь. А покойники, как известно, в Израиль не ездят.

— Чудак вы, ей-богу, — вздыхал старик и шел в свой ящик читать роман.

В предпоследнее воскресенье работы с рамой горбоносый подходил к дому, и дорогу ему преградила женщина. Одета она была во что-то шуршащее, невероятно дорогое. На плече на длинном ремешке висела туго набитая кожаная сумочка с золотым замком. Сложена женщина была изумительно. Горбоносый с каким-то ужасом увидел все это в единый миг и опустил глаза.

— Ну, здравствуйте, — пропела женщина и отступила в сторону, давая горбоносому дорогу.

— Здравствуйте, — не поднимая глаз, прошептал он.

Весь день, заканчивая раму, он думал о преградившей ему дорогу. Пальцы его дрожали, он сделал несколько неверных движений, уронил на ногу молоток. В красивом лице женщины он успел уловить нечто вульгарное, и это огорчало его. «Хотя мне-то что!» — успокаивал он себя.

Последнее воскресенье было очень теплым, солнечным. Горбоносый вставил в новое обрамление витраж и сел любоваться. Показался сторож и сказал:

— Вот, к вам.

За ним влетела та самая женщина. Сторож ушел.

— Здравствуй! — произнесла она, подходя к горбоносому и помахивая сумочкой. — Присесть можно?

Горбоносого покоробило это неожиданное «ты».

— Здравствуйте. Садитесь. Но сесть тут, кажется, не на что.

— А вот ящик. Сюда и сяду, — ответила она весело и, бросив на доски сумочку, уселась, шелестя просторным красным плащом; воздух наполнился густым, каким-то яростным ароматом духов. Горбоносый покосился на ее круглые, в сетчатых чулках колени.

— Красивый ирис, — сказала женщина и предложила: — Закурим, что ль?

— Пожалуйста, курите. Я не курю.

Она прикурила от золотой плоской зажигалки, крепко затянулась, выпустила, как дракон, густую струю голубого дыма и опять обратилась к нему:

— Слушай-ка, ты можешь серьезно отнестись к тому, что тебе скажу?

— А откуда мне знать, что вы скажете?

— Ты веришь в параллельные существования?

— Ну, допустим.

— Это хорошо. Так вот, в параллельном существовании этот дом — аптека.

— Допустим. И что?

— А то, что хозяева этой аптеки ты и я. Вся Москва ездит к нам за лекарствами. Вон там, — указала она пальцем, — провизорская. Вот тут — прилавок. На нем такие интересные сосуды на медной подставке, и она вертится. В сосудах сиропы: и красный, и оранжевый, и зеленый, и синий. Ты все напридумал, сиропы эти. Ты химик.

— Я математик.

— Нет, ты потрясающий химик. И сиропы эти все целебные. Поэтому у нас не протолкнуться.

Лицо горбоносого стало белым, неподвижным.

— Это вам снилось?

— Да нет, снится это вот, где мы сейчас сидим. Где ты безработный псориатик…

Он втянул в рукава пятнистые руки.

— А я подстилка под иностранцами и живу на то, что зарабатываю телом. Сон — это где мне бьют морду, а не то, где я счастливая твоя жена.

— Что?!

— А то! Не снится та аптека, не снится. А я все ловчу туда насовсем. Пусть не в качестве жены, хоть поломойкой. Однажды дошла тут до края, вот смотри — шрамы. Откачали, сволочи. Да еще все хотела тебя встретить, посмотреть, какой ты тут. Вот, увидела.