Славомир Схуты: Герой нашего времени

– Я сделаю чай, – говорю я, – и тебе тоже.

– Погоди, я сама сделаю, – говорит Гоха.

– Да нет, я сделаю, а ты хочешь? – говорю я.

– Господи, Мирек, у тебя кровь идет из носа, – говорит Гоха, – иди в туалет и вытри.

– Сперва чай сделаю, – говорю я.

На светлых плитках пола появляются смешанные с соплями рыжие пятна.

– Иди в туалет и умойся. Ты выглядишь, будто у тебя размягчение мозга. Иди умойся. Я залью кипятком, а ты насыплешь сахара и принесешь, только не откалывай номеров. Ну иди, не стой так.

– Если ты по-прежнему считаешь, – гипнотически говорит журналистка, ведущая программу в зеркале, и под взбитым блондинистым коком угадываются ее рожки, – что твой пенис имеет оптимальный размер, а твоя партнерша полностью удовлетворена вашими совокуплениями, то ты пребываешь в заблуждении и твоя жизнь являет собой ряд не слишком забавных анекдотов с печальным концом.

– Нет, я так не считаю, – говорю я.

– В таком случае чего ты ждешь? – спрашивает она.

– Не знаю, – говорю я.

– Тогда не стой столбом, – говорит она. – Отнеси чай, действуй.

Сегодня что, пятница? Пятница? Неужто, в задницу, пятница? В пятницу я способен многое простить. Способен рассказать Басе о своей эмоциональной жизни.

– Я не удовлетворен размером своего члена, – объявляю я, внося чай.

– Заплати в рассрочку за корзину с покупками, – говорит со смехом Бася, как будто ничего не слышала. – О, вот и чаек.

– Чай, – говорю я.

– Тьфу. Почему такой сладкий? – морщится после первого глотка Бася.

– Я подсластил, – говорю я.

– Но почему он такой сладкий?

– Я как следует подсластил, – говорю я. Как будто она не знает, что я забочусь о ней, как о собственной матери, что хочу, чтобы у нее было все самое лучшее.

– Сколько ты насыпал? Три?

– Девять, – говорю я. Как будто она не знает, что мне для нее ничего не жалко.

– Что? – давится Бася следующим глотком.

– Надо наслаждаться жизнью, – улыбаюсь я ей, потому что твердо знаю, что жизнью надо наслаждаться, и хочу, чтобы она чувствовала то же самое.

– Девять? – переспрашивает Бася, и глаза у нее становятся круглые от удивления.

Ловить каждую минуту, каждый миг. Брать от жизни все. Влечь плуг по сухой, каменистой почве. На каждом шагу выбирать крупные клубни и узловатые корни. Жевать их. Наслаждаться их наваром. Приветствовать каждый новый день с удвоенной силой биоксетина.

– Сахар крепит. Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.

– Что с тобой?

– Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.

– Мирек! – кричит Бася.

– Я не удовлетворен размером своего члена, – говорю я.

– Что??? – давится Бася. – Ты уже планировал отпуск? Так вот можешь больше не планировать.

– Почему ты пренебрегаешь качественными отечественными продуктами? – задаю я вопрос.

– Забудь о повышении, – говорит Бася. – Хотя мы будем говорить сейчас по-другому. Я представляю твое дело соответствующим инстанциям. Так что не говори потом, что я бросаю слова на ветер. Все, я пишу отношение в дирекцию. С меня хватит твоего присутствия, мне в моем отделении такие сотрудники не нужны.

– Руки вверх, – говорю я и стреляю в нее из пальца, – ты в это веришь?

– Видишь, я отправляю факс в Варшаву, – говорит Бася, но бросает взгляд на сумки, полные замечательных покупок, и сменяет гнев на милость: – Ладно, у меня сегодня хорошее настроение, так что у тебя есть возможность все исправить, ты еще можешь извиниться. Ну?

– Ты веришь во внезапный спуск? – Я хватаю ее за руку. – Веришь в жизнь после жирного?

– Ты что, пугаешь меня? Мне уже надо бояться? Или еще нет? – говорит Бася, выстукивая на пульте незримый номер центрального отделения. Клик. Клик. – Сейчас увидим, кто поверит во внезапное расторжение договора.

– Но чего? Чего бояться? – улыбаюсь я Басе и отпускаю ее руку. – Ни в коем случае, Бася, тебе не надо ничего бояться, стремительный спуск – и ты уже там, а там тебя поджидает все самое лучшее: шведский стол, немецкое качество, французская артистичность, английская благовоспитанность, польское гостеприимство, русская душа, испанская мушка, итальянская пылкость, чешский фильм. Вот я стою у твоих дверей, Бася, и стучусь.

– О чем это ты? – спрашивает Гоха.

– О ней. – Я показываю на Басю. – Я освобожу ее от навязчивой идеи погребения себя заживо.

– Мирек, это уже действительно не смеш… – начинает Гоха.

– Совсем, совсем не смешно, – говорю я. – Вообще не смешно, потому что не должно быть смешно. Это должно быть более чем смешно.