Игорь Симонов - Год маркетолога

– Уж не против ли ты вооруженной помощи братскому народу Южной Осетии? – это уже было больше похоже на прежнего Андрея.

– Нет, нет, – картинно замахал руками Кристофер, – меня только экономика интересует исключительно.

– А то я было подумал, что ты не с нами, – засмеялся Андрей, – что ты не патриот... Хорошо, всем спасибо, все свободны, я попрошу остаться вас двоих, – он сделал еле заметный жест рукой в сторону Кристофера и в мою, – или ко мне пойдем, чтобы здесь место не занимать.

Так почти месяц спустя после нашего последнего разговора я снова оказался в кабинете Андрея. Будто и не изменилось ничего: все так же солнце пробивалось сквозь жалюзи на окнах, знакомая мебель, знакомая улыбка Жени – его помощницы: «Вам чаю, кофе или воды?» – а сколько всего произошло за это время, будто в другой жизни встретились.

– Ну что, отбили уже Цхинвал от захватчиков? – спросил Андрей Женю вдогонку, она остановилась, озадаченная вопросом. – Ну, чего молчишь, признавайся, только не говори, что ты что-то другое в Интернете смотришь.

– Нет, про это смотрю, – сказала ничуть не смущенная Женя.

– В добровольцы еще не записалась?

– Пока нет, – кокетливо ответила она.

– Ну и правильно. Войну лучше на экране смотреть. Так освободили или нет?

– Не пойму я. То говорят, освободили, то опять стреляют. Похоже, что нет еще.

– Ну ладно, – отпустил ее Андрей, – будешь нашими глазами и ушами. Значит, еще не решили, освободить или нет.

– Это как? – искренне удивился Кристофер.

– Что как?

– Не понимаю, как решил? Кто решил?

– Кто надо решил. Если по телевизору сказали, что освободили, значит – освободили. Правда, это не то, что произошло, правда – это то, о чем рассказали по телевизору. Значит, решили, что рано еще, а то получится, что очень быстро освободили, как будто и воевать было не с кем. А если воевать не с кем, то кому тогда ордена вручать? Это у вас там, в Швеции вашей, все просто, а у нас одно слово – политика.

– Ужас, – согласился Кристофер, – мне нравится, когда просто, а здесь я сколько живу – все равно ничего не понимаю. У вас все очень путано. Или как надо говорить – запутано?

– Все одно. Это исключительно от загадочности русской души происходит. Достоевского ведь читал?

– Читал. Не нравится.

– Понятное дело. Нам тоже не то чтобы очень. Ты что такой грустный, Костя? – решил он сменить тему. – Устал? Тогда отдыхать надо ехать. Видишь, какие мы все тут отдохнувшие.

– В сентябре, может быть, съезжу. – То ли он изменился за это время, то ли я, а может – мы оба, но это был совсем другой Андрей, старательно играющий роль прежнего. И нравился он мне гораздо меньше.

– В сентябре, говоришь? Давай в сентябре, но лучше в августе.

– Почему? – машинально спросил я.

– Что ты имел в виду, Кристофер, когда говорил про не самый плохой месяц? – по-видимому, это и был ответ на мой вопрос.

– Ну, в России все думают про отдых, теперь про войну... и совсем мало про кризис, потому что у вас... или у нас, – с улыбкой поправил он, – золотые и валютные резервы и так далее.

– Да, – усмехнулся Андрей, – а вам завидно?

– Конечно, конечно, нам завидно, если тебе это приятно. И как есть резервы, то кризис Россию не будет трогать. Такое общее мнение.

– А ты считаешь, что...

– А я считаю, что если в мире кризис, то производство падает, спрос на нефть падает, а значит, и цена на нефть падает. И тогда надо начинать тратить резервы, и вопрос, как умно их будут тратить, то есть насколько их хватит, – а как долго этот кризис будет, никто не знает.

Я ожидал, что на этом месте Андрей продолжит свой стеб по поводу сомнений относительно мудрости тех, кто тратит резервы, но он внимательно слушал и ничего не говорил. А еще мне было стыдно от того, что я не до конца понимал, о чем они говорят. То есть я, конечно, читал газеты и Интернет, но за всеми драматическими изменениями в своей личной жизни как-то не оценил куда большего драматизма изменений в окружающем мире. То есть, пользуясь своим же определением, я не предполагал, что инквизиция уже практически заходит в подъезд нашего дома и ей всего лишь осталось подняться на лифте. В результате я явно не догонял их в этом разговоре, но признаваться в этом не хотелось.

– А ты что думаешь, великий маркетолог, – спросил Андрей, скорее всего безо всякой задней мысли, – как все происходящее выглядит в свете глобального маркетинга?

– В свете глобального маркетинга все это выглядит так, – ответил я. – Если и дальше продолжать производить то, что никому не нужно, и продолжать агрессивно впаривать это тем, кому это не нужно, и продолжать им давать кредиты на то, чтобы они покупали то, что им не нужно, то когда-нибудь это все лопнет. Может быть, уже лопнуло.