Игорь Симонов: Уровень опасности

С утра пошел дождь. Какой-то совсем не московский – сильный, упрямый, кажущийся бесконечным. Затуманил кабинетные окна и стекла машины, изливая на землю все, что накопилось за последние недели, и смывая все, что произошло за последние сутки. Об этом думал Виктор Петрович перед тем как погрузиться в сладкий расслабляющий сон, которому уже не было сил сопротивляться. Просто какой-то символический дождь, который смывает все следы. Был такой трогательный фильм с очень симпатичной девушкой, кажется, немецкий, в 70-е годы, когда Виктор Петрович служил в армии. Вроде бы та же девушка потом снималась у какого-то известного режиссера. Странно, что в те годы в армейском клубе показывали такой идеологически совсем не выдержанный фильм, и еще более странно, что воспоминания о нем приходят в голову именно сейчас, спустя тридцать лет, всплывая из каких-то самых потаенных уголков памяти, в один из редких моментов перехода в сон, когда почти полностью утрачен контроль над сознанием. Только бы не зазвонили телефоны. Точнее, один телефон, который он оставил включенным и по которому мог позвонить только один человек. Тот, с которым он говорил перед тем, как уехать. Но ему, наверное, тоже требуется отдых. Еще садясь в машину, Виктор Петрович попросил водителя не включать спецсигнал. Сейчас десять – двадцать минут уже не имели значения. Или, наоборот, имели, потому что могли быть дополнительными минутами сна. Как ни крепок был организм, но нагрузки последних дней были даже для него чрезмерными. И это не только обычное, знакомое всем профессионалам напряжение, когда готовится беспрецедентная по сложности операция, которая, судя по всему, удалась. Была еще непривычная тяжесть, связанная с мыслями об этом молодом человеке, труп которого сейчас уже в морге, и проведено опознание, и в ближайших новостях расскажут или уже рассказали, кто он такой, но никто никогда не расскажет, почему он такой. И его несчастные мать с младшим братом, нет, не с братом – с сестрой, которых будет допрашивать чешская полиция, а они, может быть, от полиции-то все и узнают, и не поверят, и еще будут надеяться, что ошибка, хотя материнское сердце не обманешь, – что с ними будет? И эта девчонка, совсем еще молодая, как ей теперь жить со всем этим грузом?

Забыть, стереть из памяти – вряд ли получится. Но он выдержит. У него есть Лена и лапуля Машуля – еще немного, и он увидит их…

– Виктор Петрович, – тихо сказал водитель, перед тем как последний раз повернуть налево, – Виктор Петрович, приехали.

– Да, Саша, спасибо, – он открыл глаза навстречу раздвигающимся воротам.

Дождь не умолкал, но от него зазеленеет к концу мая старый сад, охраняемый на въезде и по краям строгими стройными соснами и потому кажущийся отделенным от остального мира. «Хорошо бы не спали», – подумал Виктор Петрович и тут же увидел приближающуюся к машине Лену, без зонта, накрывшую голову ветровкой, в шортах, футболке и шлепанцах. Машина остановилась, он вышел и обнял ее – промокшую, все еще теплую, нежную, и по тому, как она обхватила его руками и прижалась, понял – слышала новости, все знает. У него никогда не было иллюзий в отношении своей красавицы жены, которую наверняка и красавицей многие не считали, а просто симпатичной или очень симпатичной, но уж точно очень везучей. Лена не обладала ни обширными познаниями, ни большим умом, но все, что касалось их двоих, а потом и троих, она чувствовала как никто. Она не просто каждый день благодарила Бога за то, что было ей дано, – она действительно умела это ценить.

Машина тихонько прошуршала задним ходом, они медленно шли к двери, за которой подпрыгивала от нетерпения четырехлетняя русоволосая Маша, огорченная, конечно, что запрещено выбежать на улицу вместе с мамой, но совсем чуть-чуть, потому что вот-вот сейчас дверь откроется и она подпрыгнет, зажмурив глаза, и не опустится на землю, подхваченная сильными добрыми руками: «Папочка, папочка, – прижаться, прижаться как можно крепче, пытаясь обхватить их обоих: – Мамочка, папочка», – и сразу начать что-то рассказывать про любимого щенка, зная, что мама остановит: «Машуля, иди ко мне, пусть папа переоденется и позавтракает, он тебя обязательно выслушает».

– Примешь душ? – спросила она, когда они поднялись в спальню.

– Нет, на работе принял, – ответил он, – чтобы приехать к тебе чистым и…