Джон Апдайк: Иствикские ведьмы

Через час-другой можно будет пройти по мощеной дороге. Шел пятый час, стояла тишина, солнце скрылось за тяжелой пеленой. Прежде дом скрывала аллея вязов, начинавшаяся у конца дамбы. Она вела вверх к парадному входу. Со временем деревья погибли от какой-то болезни, которой подвержены голландские вязы, остались лишь высокие пни с обрубленными толстыми сучьями. Они выстроились вдоль дороги, как люди в саванах, наклонившись вперед, словно безрукая роденовская статуя Бальзака. Дом имел строгий симметричный фасад с множеством окон, казавшихся небольшими, особенно на третьем этаже под самой крышей, где жила прислуга. Много лет назад, когда Александра еще вела образ жизни, подобающий добропорядочной женщине, она была здесь как-то вместе с Оззи на благотворительном концерте в большом зале. Запомнила немного: анфиладу скудно обставленных комнат, пропахших морской солью, плесенью и былыми развлечениями. На крыше смутно белела уцелевшая черепица, сливаясь с темнотой, подступавшей с севера, — но над домом виднелись не только тучи, закрывшие небо. Тонкий дымок поднимался из трубы слева. В доме кто-то был.

Мужчина с волосатыми руками.

Будущий любовник Александры.

Скорее всего, это какой-нибудь нанятый работник или сторож, решила она, пристально, до рези в глазах, вглядываясь вдаль. Душа ее несколько омрачилась, как и потемневшее небо над головой, когда она поняла, какой жалкой выглядела со стороны. Все газеты и журналы то и дело писали о силе женских желаний: сексуальное равенство приобретало извращенные формы, когда девочки из хороших семей бросались в объятия похотливых рок-звезд, незрелых, обросших щетиной парней с гитарами из трущоб Ливерпуля или Мемфиса. Неведомыми путями они приобретали непонятную власть, порочные кумиры доводили детей из благополучных семей до самоубийственных оргий. Александра вспомнила о своих томатах — сколько неистовой силы скрывалось под их гладкой округлостью. Представила собственную старшую дочь в ее комнате наедине с этими «Monkees» и «Beatles»… Одно дело Марси, другое — ее мать, думала она, всматриваясь в дом.

Она зажмурилась, отгоняя видение. Забралась с Коулом в машину и проехала с полмили по прямой асфальтовой дороге, ведущей к пляжу.

Когда сезон заканчивался и пляж пустел, собаку можно было пускать без поводка. Но день был теплый, и на узкой автостоянке теснились старые легковушки и автофургоны с приспущенными шторками и розовыми наклейками, понятными каждому наркоману. В стороне от купален и киоска с пиццей раскинулись лениво на песке рядом с включенными транзисторами молодые люди в плавках. Казалось, лето и юность бесконечны. Уважая правила поведения на пляже, Александра держала в машине у заднего сиденья кусок бельевой веревки. Коул передернулся от возмущения, когда она продела веревку сквозь кольцо ошейника с шипами. В нетерпении пес сильно потянул хозяйку по вязкому песку. Когда она остановилась, чтобы сбросить бежевые босоножки, он чуть не задохнулся. Александра швырнула обувь в чахлую траву в конце дощатого настила. Прилив разметал двухметровые доски настила и оставил на гладком песке у моря бутылки, упаковки от тампонов и банки из-под пива, они так долго находились в воде, что цветные наклейки поблекли. У этих безымянных банок был подозрительный вид — в таких банках террористы обычно прячут бомбы и оставляют их в людных местах, чтобы «подорвать существующий строй и таким образом прекратить войну». Коул упрямо тянул ее за собой мимо груды облепленных ракушками прямоугольных каменных блоков, бывших когда-то частью мола, возведенного по прихоти богачей, когда здесь еще не было общественного пляжа. Эти блоки были вырублены из светлого с черными вкраплениями гранита, а на одном из самых крупных сохранилась скоба, проржавевшая и истончившаяся до хрупкости работ Джакометти. Омываемая звучащей из транзисторов музыкой рока, Александра шла по песку, сознавая, какая она грузная, как похожа на ведьму, с босыми ногами, в мешковатых мужских джинсах и видавшем виды алжирском парчовом жакете, купленном в Париже семнадцать лет назад, во время медового месяца. Хотя летом Александра и становилась смуглой, как цыганка, в ней текла северная кровь, ее девичья фамилия была Соренсон. Мать суеверно повторяла, что не нужно менять фамилию, когда выходишь замуж, но Александра тогда не относилась к магии всерьез и спешила завести детей. Марси была зачата в Париже на железной кровати.