Мег Вулицер - Исключительные

Несколько месяцев назад Эш вернулась домой после актерских курсов, на которые она ходила вместе с Жюль, и сказала Итану:

— Бедная Жюль. Ты не поверишь, что с ней стряслось.

— Что такое?

Он взглянул на свою девушку с ужасом — он не хотел, чтобы с Жюль что-то случилось. Разве что если бы с ней расстался Деннис. Как ни странно, это событие не слишком опечалило бы Итана. Даже наоборот, он находил удовольствие в том, чтобы считать Жюль свободной , пусть сам он уже, разумеется, никогда не будет свободен.

Эш сбросила большую сумку с покетбуком и села рядом с Итаном на диван, положив голову ему на плечо.

— Сегодня на занятиях Ивонн просто насмерть ее загоняла, все твердила, что ей недостает глубины. И в конце, когда мы все уже уходили, Ивонн вдруг попросила ее остаться. Я ждала снаружи на улице, ну знаешь же, мы с Жюль всегда едим пироги после занятий. Они с Ивонн говорили минут десять, а затем Жюль вышла с таким красным, краснющим лицом, только еще пятнами. Понимаешь, о чем я, да?

— Да.

Он всегда удивлялся и умилялся тому, как необычно Жюль краснеет; он досконально изучил самые разные версии ее эмоциональных реакций.

— Будто у нее корь, — сказала Эш. — Она была на эмоциях, в совершенно растрепанных чувствах. Мы отправились в «Киев», и она рассказала, что Ивонн спросила у нее буквально: «Дорогая, давай начистоту. Почему ты хочешь быть актрисой?»

— Ваша преподавательница спросила у Жюль? Почему она ходит на курсы?

— Да. И Жюль пробормотала что-то вроде: «Ну, я хотела бы посвятить этому жизнь». А Ивонн ей: «А ты когда-нибудь спрашивала себя, действительно ли миру нужна твоя игра?» Так и сказала! Эта старуха в тюрбане. И Жюль ответила что-то типа: «Нет, хм, я не думала об этом». А Ивонн: «У каждого из нас только одна попытка прожить жизнь. И все думают, что главное — найти дело себе по душе. Но, вероятно, важно еще и то, что по душе другим людям . Может быть, миру на самом деле не так уж нужно смотреть, как ты , дорогуша, декламируешь заезженный монолог из Сэмюэла Френча или притворяешься пьяной и не стоящей на ногах. Ты когда-нибудь задумывалась об этом?»

— Боже мой, — сказал Итан. — Это ужасно.

— Ага. Ну и Жюль сказала ей спасибо — то есть реально поблагодарила ее за это, — а затем выбежала на улицу и расплакалась.

— Жаль, что меня не было там, чтобы поддержать ее, — сказал Итан.

На следующий день, когда Эш не было дома, Жюль позвонила. Неизвестно, с кем из них она хотела поговорить; вероятно, с Эш, но Итан вел себя так, будто был уверен, что она звонит ему, и они разговорились.

— Это было так унизительно, Итан, — сказала Жюль. — Она просто стояла в этом своем тюрбане и пялилась на меня, как будто с ненавистью. Типа: «Убирайся из театра!» И я думаю, она права. Я, может, и смешная. Но не в том смысле, что нужен для сцены. Скорее для жизни. И вообще, — добавила она, — смешной-то меня считаешь в основном ты. Я только для тебя и шучу.

Итан зарделся от удовольствия и откинулся на диване, задаваясь вопросом, где Жюль находится прямо сейчас. Может быть, тоже сидит на своем диване, и тогда их положения в пространстве идентичны.

— Ну, раз так, продолжай шутить для меня , — сказал он. — Вечно, договорились?

— Но как долго мне еще пытаться пробить эту стену лбом? — спросила она. — Очевидно, с актерскими курсами покончено. Я не смогу попросить вернуть деньги, несмотря на то, что заплатила за недели вперед. Но еще раз заговорить с Ивонн я просто не смогу.

— Пародия на Исака Динесена — так ты ее однажды назвала, — с нежностью вспомнил Итан.

— Точно. Но что с прослушиваниями? В задницу мнение Ивонн и продолжать попытки? Когда я сдамся? Когда мне исполнится тридцать? Сорок? Или прямо сейчас? Нигде не написано, сколько именно нужно потратить времени на попытки чего-то достичь, прежде чем сдаться. Не хотелось бы дожидаться, когда я буду уже слишком старой для самореализации в какой-то другой сфере. Да и надоело мне уже все это. Но мне хотелось бы сыграть хоть где-то , хоть в какой-нибудь невнятной пьеске перед двенадцатью зрителями. Помнишь « Марджери Морнингстар» ?

— Нет.

— Это бестселлер Германа Воука, вышедший сто лет назад. Все женщины его читали. Марджери Морнингстар всегда хотела быть актрисой. На самом деле ее звали Марджери Моргенштерн — еврейская фамилия, — и она взяла псевдоним на случай, если станет знаменитой, в чем никто не сомневался. Она была хорошенькой и всегда играла главные роли в школьных постановках и в театрах летнего лагеря. Потом она отправилась в Нью-Йорк, чтобы сделать карьеру актрисы, но все пошло наперекосяк. В самом конце романа мы видим ее много лет спустя, когда ее навещает мужчина, любивший ее давным-давно. А она — провинциальная домохозяйка, живет в Скарсдейле. Она стала совершенно обычной женщиной, а не актрисой. Она все еще миловидна, но располнела. Зато счастлива. Они сидят вместе на крыльце, и он думает о том, какой талантливой она была, и как все это будто бы растворилось. Мне всегда казалось, что это самый печальный и самый опустошающий финал. Обладать такими невероятными мечтами и никогда их не осуществить. Как люди, сами того не понимая, со временем мельчают. Не хочу такого.