— Раз не любишь, больше никогда не буду ее носить, — сказал он. — Она уже исчезла . Умерла для меня.
— Нет, нет, носи , — жалобно воскликнула Жюль. — Не мне решать, что тебе носить, а что — нет.
Но шляпа больше ни разу не появилась, хотя до их знакомства он ею очень дорожил. Критические замечания о том, как он одевается, казались неуместными, и она жалела, что вообще что-то сказала, поскольку такие суждения предполагали, будто она на него претендует, и нечестно было оценивать его гардероб, когда сам он физически ее не привлекает. Итан Фигмен не виноват был в том, что он толстый, сутулый, лобастый мальчик; таким он останется на всю жизнь, и, может быть, однажды, думала она, его полюбит такая же девушка, и они объединят силы как два наивных безумца, сидящие в кровати с ручками, карандашами и пухлыми блокнотами и с душком изо рта. Но эта девушка — не она.
Жюль уже попрощалась с Эш, Кэти и милым красавцем Джоной Бэем с его гитарой.
— Жюль, — сказал он, беря ее за руки, — как здорово, что ты сюда приехала. Ты действительно классная. До скорого, ага?
Он обнял ее, этот загадочный парень, на которого ей нравилось смотреть, но о котором она никогда не мечтала.
— Продолжай играть на гитаре, — сказала она невпопад. — Ты такой хороший.
Их дружба была спокойной и неглубокой. Легкой . Легкая, бесхитростная дружба с парнем — это замечательно.
— До встречи, Жюль, — сказала Кэти, когда они прощались.
— Ты здесь преуспела, — добавила она, а затем посмотрела мимо Жюль туда, где из длинной черной машины выбирались ее высокие, светловолосые, статные родители.
— Мне пора, — сказала она, быстро обняв Жюль, и та ощутила, как к ней прильнули, а потом отпрянули груди Кэти, побежавшей навстречу матери с отцом, которые уже махали ей руками.
Гудмен Вулф, к которому Жюль все лето оставалась безмолвно и стоически привязанной, не разыскивал ее, чтобы хотя бы коротко попрощаться, и она тоже не стала его разыскивать. Но теперь ей захотелось увидеть его еще раз, и она старалась найти его среди публики, которая стояла на лужайке или волокла сумки к машинам на стоянке. Куда бы она ни глянула, всюду видела массу плачущих и обнимающихся людей; казалась, все они пережили одно и то же потрясение. В толпе бродили Вундерлихи, всем желая упорного труда и удачного года и заверяя, что следующим летом все опять соберутся вместе.
Жюль стояла и смотрела по сторонам. Она разглядела Гудмена Вулфа за оконной сеткой в столовой, в темной уже и закрытой комнате. Почему он там сейчас, когда все остальные здесь?
— Я на минутку, — сказала Жюль сестре.
— Я не буду дальше загружать машину без тебя, Джули , — заявила Эллен. — Я тебе не долбаная служанка.
— Знаю, Эллен . Мне надо кое с кем повидаться. Сейчас вернусь.
— Я вообще не хотела сегодня ехать, — негромко, словно сама себе, добавила Эллен. — Мама заставила. Она подумало, что это будет мило .
Жюль развернулась и пошла в столовую. Запахи, оставшиеся после завтрака, уже почти улетучились, и теперь их тут не будет целый год. Пока что она могла различить яичную примесь и какую-то органическую моющую жидкость; но все это было приглушенным и печальным, рассеивалось быстро, как дымный след от самолета в небе, а печальнее всего было видеть, как Гудмен Вулф сидит за столом у окна, сложив руки, прислонив голову к сетке, словно в глубокой, угрюмой задумчивости. Когда Жюль вошла, он поднял глаза.
— Хэндлер, — сказал он. — Ты что тут делаешь?
— Все уезжают. Я увидела тебя, и стало интересно, почему ты здесь сидишь.
— Ну ты же знаешь, — ответил он.
— Нет, — возразила она. — Правда не знаю.
Брат Эш вскинул голову.
— Я каждое лето через это прохожу, — сказал он. — Сегодня особенно тяжело.
— Мне как-то думалось, ты будешь выше этого, — честно сказала она.
— Что ты думаешь и как оно на самом деле — вещи совершенно разные, — ответил Гудмен.
— Наверное, — сказала Жюль, не совсем понимая, с чем она соглашается.
Тело Гудмена сузилось и вытянулось с начала лета, ноги уже не помещались в огромные сандалии. Он выплескивался из любого окружения, в какое попадал. Если бы он тогда встал и подошел к ней, взял за плечи и резко повалил на стол возле маленькой металлической стойки с бутылкой соевого соуса и солонкой со слоем рисовых зернышек сверху, она бы сделала с ним что угодно, сделала бы это среди бела дня, когда снаружи со всех сторон стоят обитатели лагеря, а некоторые даже заглядывают внутрь. Как только Гудмен уложил бы ее на этот стол, она взялась бы за дело, двигаясь, как одна из тех сексуальных фигурок в Фигляндии точно зная, что надо делать, поскольку по иронии судьбы как раз Итан Фигмен ее научил — и мультиками своими, и ласками-поцелуями, которые они безуспешно воплощали в жизнь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу