Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

— Нашли что-нибудь? — поинтересовался Смит. Один из пожарных, пожилой малый, чей шлем казался ему слишком велик, покачал головой.

Мастерская по производству комиксов — или как она там называлась — не содержала в себе ни капли лоска и блеска приемной. Бетонный пол там был выкрашен светло-голубой краской и загажен окурками вперемешку с комками неудачных рисунков. Чертежные столы представляли собой уютное смешение мебели новехонькой и полуразвалившейся, зато с трех сторон сиял яркий дневной свет с красочным, если не захватывающим дух видом на отели и конторские башни города, зеленый значок Сентрал-парка, зубчатые стены Нью-Джерси, а также тусклый металлический блеск Ист-Ривер с темнеющей в отдалении железной мантильей моста Квинсбери. Окна были закрыты, и в помещении висела табачная пелена. В дальнем углу, у стены, где был опущен складной чертежный стол, горбился бледный молодой человек. Высокий и стройный, в мятой одежде, с болтающимися наружу полами рубашки, он энергично добавлял клубящиеся ярды дыма к и без того густой пелене. Эл Смит знаком велел Харли их покинуть.

— Пять минут, — сказал Харли, выходя в приемную.

Услышав голос капитана полиции, молодой человек резко развернулся на табурете. И с несколько недовольным видом близоруко прищурился в направлении подходящих к нему Смита и Лава. У этого симпатичного еврейского парнишки были большие голубые глаза, орлиный нос и волевой подбородок.

— Здравствуйте, молодой человек, — сказал Смит. — Мистер Кавалер, если не ошибаюсь. Я Эл Смит. А это мой друг мистер Лав.

— Джо, — отозвался молодой человек. Обмениваясь с ним рукопожатием, Лав отметил силу и сухость его руки. Хотя юноша, судя по всему, слишком долго носил свою одежду, изначально она была достаточно хороша: черная рубашка тонкого сукна с вышитой на нагрудном кармане монограммой, галстук из шелка-сырца, серые ворсистые брюки с солидными манжетами. Однако у него также был недокормленный вид эмигранта. Глубоко посаженные глаза молодого человека, светящиеся настороженностью, были в синих кругах, а кончики пальцев запятнаны желтой краской. Аккуратно подстриженные ногти портили пятна туши. В целом он выглядел скверно отдохнувшим, усталым как собака и — для Лава это была удивительная и непривычная мысль, ибо чувства других его, как правило, не заботили, — печальным, даже скорбным. Менее утонченный житель житель Нью-Йорка наверняка задал бы этому юноше вопрос: «А кого сегодня хоронят?»

— Итак, слушайте сюда, молодой человек, — сказал Смит. — Я пришел к вам с личной просьбой. Меня восхищает ваша преданность своей работе. Но я просто хочу, чтобы вы оказали мне услугу. Личную услугу, вы понимаете. Услуга, значит, следующая. Пройдемте, пожалуйста, со мной. Позвольте, я угощу вас выпивкой. Хорошо? Мы решим эту маленькую проблему, а затем вы станете моим гостем в клубе. Ну как, приятель? Что скажете?

Если на Джо Кавалера и произвело впечатление столь благородное предложение одного из самых известных и обожаемых персонажей современной американской истории, человека, который в свое время даже мог стать президентом Соединенных Штатов, он никак этого не показал. «Просьба Смита просто его позабавила, — подумал Лав. — И за этим весельем проглядывает раздражение».

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз, — с неопределенным габсбургским акцентом отозвался молодой человек, после чего протянул руку к стопке превосходного картона и взял оттуда свежий кусок. Наблюдательному Лаву, который всегда проявлял интерес к изучению секретов и методов любых промыслов и производств, показалось, что там было заранее отпечатано девять больших рамок, в три ряда по три. — У меня слишком много работы.

— Вы очень привязаны к вашей работе, как я погляжу, — заметил Лав, ловя ауру радостной беззаботности, окружавшую молодого человека.

Джо Кавалер опустил взгляд туда, где металлические наручники приковывали его левую лодыжку в сером носке, украшенном бело-бордовыми стрелками, к одной из ножек стола.

— Я просто не хотел, чтобы меня отрывали от работы, понимаете? — Художник несколько раз постучал карандашом по куску картона. — Здесь чертову уйму клеточек надо заполнить.

— Да-да, очень хорошо, сынок, это просто восхитительно, — сказал Смит, — но, черт побери, много ли вы нарисуете, когда ваша рука будет на Тридцать третьей улице валяться?

Молодой человек внимательно оглядел студию — пустую, если не считать дыма его сигареты и пары пожарных. Пряжки на их дождевиках позвякивали, пока они шастали по помещению.