— Никогда не знаешь заранее, — говорит старик, направляясь к выходу из гримерки. — Возможно, однажды ты получишь свой шанс.
— Вряд ли, — говорит Том, хотя это его глубочайшее желание и хотя он так досконально знает все секреты, механизмы, процедуры и возможные случайности ремесла самовысвобождения, как кроме него только еще один человек из ныне живущих. — Когда у меня такая нога.
— Случались и более странные вещи, — говорит Макс Мейфлауэр. Том стоит, с восхищением наблюдая за тем, как старик выпрямляется, выходя наружу, как его плечи расправляются, походка становится пружинистой, но в то же время размеренной и полностью управляемой. Затем Томас вспоминает про найденную под колесом водяного резервуара пуговицу и бежит следом за дядей, чтобы ему об этом рассказать. Однако к тому времени, как он достигает кулис, оркестр уже начинает увертюру к «Тангейзеру», а Мистериозо, разведя руки по сторонам, уверенно выходит на сцену.
Представление Мистериозо непрерывно — от первого поклона и до последнего исполнитель не покидает сцену, чтобы сменить костюм, даже вымокнув во время трюка Восточной Пытки Водой. Уходы и выходы подразумевают всевозможный вздор, подмены, дешевые приемы. Подобно облегающему костюму, который обещает выдать публике любые сокрытые инструменты, постоянное присутствие исполнителя должно гарантировать цельность и чистоту представления. А потому вся компания не на шутку тревожится, видя — после рева, что следует за появлением Мистериозо на сцене из резервуара Восточной Пытки Водой, не скованного наручниками и кандалами, не связанного цепями и веревками, вверх головой, а не ногами и все еще дышащего, — как исполнитель ковыляет к кулисам, прижав руки к темному и липкому на вид пятну у себя на боку. Когда считанные секунды спустя пятеро дружных рабочих сцены выкатывают водяной резервуар за кулисы, острый глаз Омара быстро различает оставшуюся на сцене тонкую струйку воды. Эту струйку он прослеживает до идеально круглой дырки в стекле передней панели. В зеленоватой воде резервуара изгибается бледно-розовая лента.
— Отстаньте, — говорит старик, ковыляя к себе в гримерку, отгоняя от себя Омара и Большого Эла. — Найдите его, — велит он им, и они исчезают в коридоре. Тогда Макс Мейфлауэр поворачивается к помощнику режиссера. — Давай звонок к спуску занавеса. Скажи оркестру играть вальс. Том, иди со мной.
Молодой человек следует за своим дядей в гримерку и сперва с изумлением, а затем с ужасом наблюдает за тем, как старик стаскивает с себя сырую фуфайку. Его грудная клетка украшена кособокой кровяной звездой. Ранка слева небольшая, но кровь растеклась обильно.
— Возьми другую из шкафа, — говорит Макс Мейфлауэр, и странным образом пулевое ранение придает его словам еще большую властность, чем обычно. — Надень ее.
Том тут же догадывается, с какой невероятной просьбой намерен обратиться к нему его дядя. В страхе, безумном волнении, пока его уши бесконечно терзает «Голубой Дунай», он даже не пытается спорить, извиняться за то, что не снабдил созданный им водяной резервуар пуленепробиваемым стеклом или хотя бы спросить дядю, кто его застрелил. Том просто напяливает фуфайку. Конечно, он уже и раньше втайне примерял на себя этот костюм. И теперь ему требуется не больше минуты, чтобы его надеть.
— Тебе только придется исполнить номер с гробом, — говорят ему дядя. — А потом ты закончишь представление.
— А моя нога? — спрашивает Том. — Как я смогу все это проделать?
И тут дядя вручает ему небольшой ключик, золотой или позолоченный, затейливый и старомодный. Должно быть, это ключ к дамскому дневнику или к ящичку стола важной персоны.
— Просто храни его при себе, — говорит Макс Мейфлауэр. — И все у тебя будет в порядке.
Том берет ключ, но в тот момент еще ничего не чувствует. Он просто стоит, так крепко сжимая ключ, что тот словно бы пульсирует у него в кулаке, и наблюдает за тем, как его любимый дядя до смерти истекает кровью в резком свете гримерки со звездой на двери. Оркестр пускается уже в третий заход на «Голубой Дунай».
— Представление должно продолжаться, — сухо говорит дядя. Тогда Том уходит, пряча золотой ключик в одном из тридцати карманов, которые мисс Сакура скрыла внутри костюма. Лишь действительно выходя на сцену — навстречу взбешенному и укоризненному, счастливому и обалделому от вальса восторгу публики, Том вдруг замечает не только то, что забыл свой костыль в гримерке, но и что впервые в жизни он идет не хромая.
Читать дальше