— Ладно, — сказал Сэмми. — Вот, послушай. — Он принялся расхаживать между чертежных столов, декламируя резким, рявкающим тенором, в котором Джо сразу узнал манеру дикторов американского радио. — Значит, для нас, это самое… всех, это самое, кто томится в оковах рабства…
— В оковах?
— Ну да. — Щеки Сэмми покраснели, и он понизил свой радиоголос. — Это типа цепей. Короче, просто слушай. Это комикс, ага?
— Хорошо.
Сэмми снова принялся расхаживать между столами, опять завел тон радиодиктора и продолжил сочинять историческую серию восклицаний.
— Для всех, кто томится в оковах рабства и — это самое — в кандалах тяжкого гнета, он приносит надежду на освобождение и обещание свободы! — Речь Сэмми теперь становилась все увереннее. — Вооруженный превосходной физической и умственной подготовкой, блестящей командой помощников, а также древней мудростью, он бродит по всему земному шару, совершая поразительные подвиги и приходя на помощь тем, кто чахнет в цепях тирании! Его… — тут Сэмми сделал паузу и бросил на Джо радостно-беспомощный взгляд, теперь уже готовый полностью исчезнуть в своей истории, — его зовут Эскапист!
— «Эскапист», — попробовал Джо. Для его нетренированного уха это звучало довольно величественно — так звали кого-то сильного, полезного и достойного доверия. — Он мастер эскейпа в стильном костюме. И борется с преступностью.
— Он не просто с ней борется. Он освобождает от нее мир. Он освобождает людей, понимаешь? Он приходит в час тьмы. Он наблюдает из теней. Направляемый только светом… светом…
— Своего Золотого Ключа.
— Блеск!
— Понимаю, — сказал Джо. Костюм будет темный, темно-синий, синий как полночь, простой, функциональный, украшенный лишь эмблемой отмычки на груди. Джо подошел к одному из чертежных столов и забрался на табурет. Вооружившись карандашом и листом бумаги, он начал стремительно делать эскиз, закрывая мысленное веко и, так сказать, проецируя на него только что впрыгнувший ему в голову образ — мужчину в процессе приземления, гимнаста, отцепившегося от колец, чья правая пятка вот-вот соприкоснется с полом, а левая поднята и согнута в колене, чьи руки выброшены высоко над головой, ладони раскрыты. Джо упорно пытался ухватить физику того, как этот мужчина движется, как перемещаются группы его мышц и сухожилий, и тем самым сделать то, чего ни один художник комиксов доселе не делал — выковать анатомическую основу стиля и грации.
— Вот это да, — сказал Сэмми. — Ну и ну, Джо. Это славно. Это красиво.
— Он пришел освободить мир, — сказал Джо.
— Точно.
— Позволь я задам тебе один вопрос.
— Спрашивай о чем хочешь. У меня все это вот здесь. — Сэмми постучал себя пальцем по голове в самоуверенной манере, в которой Джо с болью узнал что-то похожее на повадки Томаса. А через несколько секунд, услышав вопрос, Сэмми опять почти в манере Томаса принял удрученный вид.
— В чем здесь «почему»? — спросил Джо.
Сэмми медленно кивнул, затем немного помолчал.
— «Почему», — проворчал он. — Вот блин.
— Ты сказал…
— Знаю, знаю. Знаю я, что я сказал. Ладно. — Сэмми подобрал свое пальто и прихватил последнюю пачку сигарет. — Давай прогуляемся, — предложил он.
Сам занавес уже легендарен — его размеры, вес, цвет темного шоколада, европейское изящество его материала. Он свисает толстыми складками подобно замерзшей воде, пролитой с арки просцениума самого знаменитого театра в самом прославленном районе величайшего города мира. Назовем город Империумом, домом увенчанного иглой здания Эксцельсиор, высочайшего из когда-либо построенных; домом статуи Освобождения, стоящей на острове в середине Имперского залива; а также домом театра «Империум-Палас», чей сказочный Черный Занавес теперь чуть подрагивает, пока справа от сцены в роскошно-густом слое его бархата приоткрывается тончайшая из щелей. В эту узкую щелку выглядывает мальчик. Его лицо, обрамленное взъерошенными желтыми кудрями, обычно доверчиво-невыразительное, морщит тревога. Нет, он не пересчитывает зрителей — все билеты проданы, как это бывает в каждый вечер нынешнего ангажемента. Он высматривает кого-то или что-то, не подлежащее обсуждению, предмет догадки, человека или существо, чье появление или присутствие весь день беспокоили их компанию.
Но тут рука, массивная и твердая как лосиные рога, изборожденная жесткими сухожилиями, точно ветвь дуба, хватает мальчика за плечо и оттягивает назад за кулисы.
Читать дальше