Наталья Ключарева - Деревня дураков (сборник)

Но окно Анжелики было безотрадно темно. Саня превозмог робость, толкнул незапертую калитку и поднялся на крыльцо, смутно припоминая что-то из Блока. Он сначала поскребся, а затем и постучал в дверь.

– Чего еще? – высунулась наружу мать Анжелики.

С одутловатой физиономии на Саню глянули заплывшие жиром и все-таки узнаваемые газельи глаза его возлюбленной. Он попятился и чуть не скатился со скользких от вечерней сырости ступенек. Конечно, он видел тетку Татьяну не раз, но сейчас эти рыхлые щеки и двойной подбородок неожиданно поразили его.

– Шляется где-то, – зевнула та и закрыла дверь, торопясь к оставленному сериалу.

«Неужели и моей девочке суждено превратиться в свиное рыло?» – с ужасом думал Саня, бредя по безлюдной улице.

Здравый смысл и логика, которым он привык подчиняться, неумолимо отвечали: да, именно это ее и ждет. Но все в нем вставало на дыбы и яростно бунтовало против такого исхода:

«Нет! Я не дам этому жирному миру проглотить твою красоту! Я найду смысл! И спасу тебя!»

Анжелика заливисто рассмеялась. Саня врос в землю. Тень старой яблони хорошо скрывала его.

– Слушай дальше, – сально проговорил шофер Вовка. – Зажимает поручик Ржевский Наташу Ростову…

Анжелика хохотала как заведенная. Саня схватился за голову и рванулся прочь.

Много времени спустя, когда Митя обрел способность думать о происшедшем, он поразился тому, что всё обвалилось так сразу, буквально за день, будто висело на одной ниточке.

Утром, идя в школу под ледяным дождем, слизнувшим за ночь почти все листья, он заметил незнакомую черную машину у церковной ограды. Мало ли кто мог приехать к отцу Константину, но Мите стало почему-то нехорошо и тревожно. Особенно когда во дворе мелькнула бильярдная лысина пенсионера Гаврилова.

На полпути он нагнал Евдокию Павловну, месившую грязь высокими резиновыми сапогами.

– Епархиальное начальство нагрянуло, – горестно сообщила она. – Добился правды, вражье брюхо! Хорошо, что Васенька пока в школе, глаза б мои его не видели, а то бы и на нас доносы писал. А нам вообще нельзя никаких жалоб – мигом закроют. Эх, досидеть бы тихо. Да разве дадут.

Маленькая Дуня безнадежно махнула рукой и привычно проглотила слезы. Ветер выворачивал наизнанку ее старый зонт, из которого торчали две ржавые спицы. Митя оступился и зачерпнул башмаком воду. На душе у него сделалось совсем темно.

В классе тоже царило уныние. Анжелика кусала пунцовые губы и нервно куталась в кофту, не сходившуюся на груди. Внутри у нее всё болело, припухшие глаза нестерпимо резал электрический свет. Она разглядывала парту и ненавидела мир.

Обе Даши, удрученные состоянием подруги, сидели понурившись и на вопросы отвечали невпопад. Васенька самозабвенно зубрил таблицу косинусов к грядущей контрольной по математике. Паша созерцал свое отражение в оконном стекле и озабоченно поправлял неправильно лежавшую челку. Сани не было.

Митя кое-как отвел уроки, проверил скучные сочинения, всем классом беззастенчиво содранные у младшего Гаврилова, который умудрился дословно законспектировать Митины монологи, и собрался идти домой. Тем более в учительской вот уже битый час в голос рыдала Анжелика, и его присутствия там явно не предполагалось.

Вдруг в кабинет бочком втянулся Васенька. Его благообразное румяное лицо было до того перекошено, что Митя, грешным делом, подумал о безвременной кончине пенсионера Гаврилова. Но Васенька принес совсем другую весть. Ему пришлось несколько раз повторить, прежде чем до Мити дошел смысл сказанного:

– Саня наложил на себя руки.

Они выскочили под дождь. На бегу Васенька докладывал, что зашел к Сане за учебником по физике и, не застав того дома, попросил разрешения самому поискать нужную позарез книжку.

– Захожу к нему в комнату, – возбужденно тарахтел младший Гаврилов, – а на столе записка. Мол, до свиданья все, не хочу больше жить в вашем подлом мире. Правда, трупа нигде нет. Знать, в реке утопился.

– Не мели ерунду! – задыхаясь, выкрикнул Митя. – Воды по колено! Кто там утонет!

– Если камень на шею, то можно, – не согласился Васенька. – Или в запруде. Мужики с баграми туда побежали.

Санина мать, тощая самогонщица Алевтина, с потусторонним синеватым лицом встретила их на пороге. В руке у нее тряслись исписанные тетрадные листки.

– Всё перерыла, – глухо сказала она. – Нашла и завещание. Нате, полюбуйтесь. Тут и про вас есть. И по мне, гаденыш, прошелся. Народ я, видишь, спаиваю. А на что бы я его, чистоплюя, кормила? На пособие? Зла не хватает!