Гурам Дочанашвили - Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)

Но тут полковник вздернул брови:

— Покажи-ка твой плащ...

— Зачем, Федерико?

— Попались бы сейчас мы с тобой! — без особой тре­воги сказал полковник. Делаем вид, что тебя из Сред­ней Каморы привели, а плащ сухой!

— Ну и что?

— Выглянь, дождь идет.

— Я при чем, Федерико, вы меня в такую комнату поместили на ночь — ни окна, ни дверей. Хорошо хоть, ту штуку поставили мне там...

— По крыше ведь стучал, могла бы услышать.

— Не знаю, у меня сердце стучало вовсю, к тому же и уши завязали... Могла же я на ландо приехать сюда...

— И через мой роскошный сад на ландо проехала, по розам?

— Да, ландо не выручит,— засмеялась Сузи. — Наволе ничего не заподозрил?

— Нет, ночью дежурить заставил в саду, до вечера пролежал у меня под розами. Расстели-ка...

И полковник щедро обрызгал водой брошенный на ковер плащ, потом перекинул через спинку стула, чтоб кидалось в глаза. «Подойди ко мне, Сузи». — «За-ачем?..» — снова игриво спросила женщина. «За-атем...» — в тон ей ответил бравый полковник, но тут Доменико осторожно захныкал: «Есть хочу-у, есть хо­чу-у!» — и полковник, разом перемахнув через столик, плюхнулся в мягкое кресло, пригладил встрепанные во­лосы, а Сузи торопливо застегнулась и неестественно прямо стала у дорогого инструмента, почтительно склонив голову.

— Где ты, Стелла, дорогая? — Полковник вскочил, приложился к ручке супруги, а исподтишка следившая за ним Сузанна прикусила губку. — Впрочем, да... разумеется... Позволь мне остаться, любоваться тобой.

— Пожалуйста, любуйся.

— Очень нравишься мне, когда играешь... бархатисто... А вы позанимайтесь с ней как следует, не то придется вам иметь дело со мной.

— Не пожалею ни сил, ни стараний, грандхалле, — за­верила Сузи и, чуть приподняв платье, слегка присела.

— А ты, малый, поешь вон печенья, если голоден, по­лезно сладкое.

— Он и ходит?! — равнодушно удивилась Стелла.

— Очень даже искусно... Замечательная игрушка, и заводить не надо...

— Начнем, — оборвала его Стелла.

И началось: две женщины подсели к блестящему ин­струменту, полковник развалился в мягком кресле, До­менико запрыгнул на полку. «Раз и два, три-четыре, раз и два-три... — громко отсчитывала Сузанна, а Стелла, хо­тя и вяло, довольно умело переставляла пальцы по кла­виатуре. — Три-четыре... а этот звук — па-ам — удобнее брать средним пальцем, высокочтимая госпожа», — заме­тила Сузи. Стелла попробовала и согласилась.

— Ах, как удобно! Почему я не догадалась...

Весьма бравурный исполнялся марш, однако бездуш­но играла Стелла, развинченно... Но Доменико, прикор­нувший на полке, даже при этой дурацкой музыке еле сдерживал тяжелые слезы, несчастный скиталец... А пол­ковник Сезар весь ушел в мысли — странные, путаные, — мучило его ощущение повторности всего этого. Он внимательно разглядывал пол, стулья — да, да, все это было уже когда-то, хоть и не вспоминается, где и ког­да, — и тщился уловить что-то смутное, неуловимое, ух­ватиться тянуло за что-то незримое, ускользавшее, ах, что-то далекое-предалекое, но явно его, бывшее в нем, из глубин души исходившее, жуть брала — до того знако­мое, и он переключился на более простые мысли. «Инте­ресно, где зачали этих двух женщин, как я познакомился с каждой из них, как мы очутились сейчас тут? — вопро­шал, размышляя, полковник Сезар. — Чего ради пошла за меня Стелла? Правда, красивый я, но она же никогда не любила меня, почему же пошла? Или вот эта — влю­билась да еще жаждет риска, а что с ними было б, не ро­дись я вообще... Пропасть не пропали б, положим, без меня обошлись бы отлично, все они — суки, а все-таки... где б сейчас были, разве не странно, что все мы тут — трое...» Доменико не шел в счет — именно тот, ради ко­го, из-за кого происходили все эти сумбурные события, — чудно, не правда ль? Вы же здесь еще, рядом со мной...

«Или вот предки, разве счесть наших предков, столь­ко их было, — продолжал полковник Сезар свои простые, сложно запутанные рассуждения, — и если б с одним из них случилось что-либо до времени... Ах, как случайно появляется на свет человек, хе, хе-хее, и откуда мы толь­ко беремся... Окочурься до времени один только предок из целой оравы, а что проще смерти, — не было бы нас здесь сейчас, это точно; копье, миновавшее неизвестного предка, миновало и нас всех — уйму всяких людей; поди узнай свою судьбу... сколько всего избежали в веках, чтобы в эту минуту всем троим быть нам вместе, сколь­ко опасностей, о которых ведать не ведаем, много рань­ше, еще до рождения, черт знает сколько грозило всего, сколько подстерегало бед, но избежали, отвела их судь­ба, и чтобы мы все трое сейчас оказались здесь, а раз нас трое, то, выходит, трижды избежали массы всего, но, впрочем, все это было! К тому же, ах...» И тут так просто оборвали его мысли, плутавшие в неведомых глубинах, — Сузанна отставила ногу назад и, неприметно для высочайшей особы, осторожно подтянула подол до колен, обнажая ногу, и мишурный полковник, вынырнув из генеалогических глубин, позабыв о причудах судьбы, погрозил пальцем Доменико, невзначай скользнувшего взглядом в их сторону да так и оцепеневшего — и на по­толок перевел взор застрявший в Каморе скиталец... А у полковника раздвоилось тело, и как неравно! На одной стороне оказались глаза, нашедшие дело, на другой — все остальное: утерявшие зрение, ослепленные завистью пальцы, щеки, губы; о, как завидовали глазам, поедав­шим плоть, крупные пухлые губы, им тоже хотелось за­нятия — дразняще-возбуждающе вкусного, щекотно-опас­ного, и полковнику, распаленному голенью, захотелось большего, и он сообразил: