Анатолий Агарков - Самои

— Зуб вчера, шабака, выбил.

Федька Мезенцев, по кличке Журавлёнок, никогда ни с кем не дрался: трудно было найти в деревне более миролюбивое существо, и Егорка решил — пришло время навести в Петровке порядок. Желающих наказать обидчика нашлось не мало. Сбились в ватагу.

— Ты что ль Спирка Коровин? — шагнул вперёд Егор.

— Ну, я — подвыпивший здоровяк вскинул густые брови. — А те чё?

— А вот чё! — Егорка стукнул его по зубам, и Коровин покачнулся, прижав ладонь к щеке.

Ребята оробели и попятились. Только Федька Мезенцев подскочил и стукнул ещё раз. Его удар был более удачным: отставной солдат, широко взмахнув руками, упал спиной в пыль.

— У- у — удавлю, суки! — взревел поверженный бык, и все вокруг шарахнулись в стороны. Только двое вросли в землю и стояли плечом к плечу, готовые продолжить потасовку. И бык уступил место телёнку:

— За что бьёте, мужики?

— Ставь мировую, объясню, — сказал Егор.

А Федька:

— Надо бы зуб сначала выбить.

Коровин сел и сунул щепоть в рот:

— Да вроде шатается.

С той поры и началась их дружба с Журавлёнком. А на днях были проводины: Федька да Егорка, мать да отец — вот и всё застолье. Андрей Николаевич разлил по стаканам. Марья Петровна шмыгнула носом, жалостливо глядя на сына, выпила — не поморщилась, отошла к сковородкам с шипящими блинами. Хозяин, захмелев, разговорился:

— Живы-здоровы будем, дождёмся сына бугалтером. Это я понимаю! Из батраков да в бугалтеры. Мать, помнишь, как мы с тобой сошлись — батрак да батрачка и ничего за душой.

— В землянке жили, — поддакнула хозяйке, подкидывая на стол парящий блин.

— Во-во, в землянке. Из дерна сложили и жили. Летом на крыше трава растёт. А зимой, слышу, волки по ней ходят. Живности никакой, дак они на нас зубами щёлкают. Помнишь? — он потрепал Федьку за пшеничные вихры. — Ни хрена ты не помнишь. Ещё что ль по одной? — сам себя спросил и, чтоб жену задобрить, добавил. — Вздумаете жениться, огольцы, обращайтесь к матери. Она от бабки своей слово заветное переняла. Скажет на свадьбе жениху и на всю жисть сделает его либо богатым, либо бедным, либо драчуном, либо молчуном…. Станет он тогда шёлковым, как я у тебя, верно, мать?

— Полно, буровить-то. Напился, так молчи! Вы меня, ребятки, на роды зовите: если что и умею, так это рожениц обихаживать — сохраню и мать и дитёнка. У меня рука лёгкая и глаз приветлив.

Пока жена говорила, Андрей Николаевич успел под шумок выпить и, торопливо зажёвывая, подхватил:

— Дети — это да. Это главное оправдание прожитой жизни. Федьку вот на курсы посылают. Выучится — то-то мне любо будет в могилке лежать: сам батрак, а произвёл на свет бугалтера…

… - Забыл уж школу-то совсем, механизатор? — Фёдор внимательно посмотрел на брата. — Часом не заболел: на себя не похож.

Егорка мотнул головой и промолчал.

День разгулялся. К полудню стало знойно и тихо. Всю деревню затопила вялая истома. Лишь над церковью галдели галки, и далеко от её куполов разносилось голубиное воркование. Громко квохтала соседская курица, потерявшая яйцо в пыльных лопухах. Издали послышался звон колокольчиков, переборы гармони.

— Едут! Едут!

Поезд из трёх ходков выкатил на улицу. На дугах развевались красные и голубые ленты. Звон множества колокольчиков сливался в один. Невеста нарядная, как матрёшка, с румяными круглыми щеками, смеялась от быстрой езды, от разудалых песен дружков жениха. Сам герой торжества сидел, чопорно глядя перед собой. На нём были военного покроя китель и косоворотка, кепка с лакированным козырьком. От его лица и прямых плеч веяло генеральской строгостью.

Остановились, с трудом сдерживая разгорячённых лошадей. В воротах Наталья Тимофеевна с хлебом и солью. Стало тихо вокруг. Но далеко — Егорка не услышал напутственных слов матери. Ближе не протолкнуться: народу сползлось, большинство — зеваки.

Мать крестила и целовала молодых. А в толпе заголосили старухи. Причитали они о невзгодах замужних баб, а получалась песня весёлая и добрая, и женщины в такт прихлопывали и припевали. Даже девчонки шлёпали ладошками и кивали головами, участвуя в общем хоре. Мужики и парни ухмылялись. Мальчишки шныряли, чтобы занять лучшие места для наблюдения.

Егорка знал: на его свадьбе не будет старинных причитаний, заранее жалел об этом, старался запомнить слова.

Одарив молодых подарками и напутствиями, приглашённые хлынули во двор за столы. Зрители заняли свои места. Слабоногие старушки лавками запаслись, уселись за дорогой, наблюдая в раскрытую калитку. И началась потеха!