Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

С чаем покончено, я сижу, курю. А роман-то и впрямь захватывающий. Найдет ли она мальчика? Кто он такой? По идее, можно дочитать прямо сейчас, но почему-то мне кажется, что это будет слегка нелепо и жадно, что ли. Сколько времени? Девять? Десять? Может, еще разок прогуляться и поискать Эстер? Или, может, остаться здесь и все-таки дочитать, за сигаретами и валерьянкой? Конечно, существует также возможность, что я все-таки поработаю; приближается время, когда у меня самый пик бодрости и воодушевления… хотя не то чтобы я была особенно бодра и воодушевлена. Окно гудит от порыва ветра; снаружи доносится странный свист. Гроза собирается, что ли? Может, лучше пойти побродить сейчас? Даже если я не найду Эстер, все равно смогу попить чаю с Дэном. Еще сто раз успею вернуться и реально что-нибудь сделать. Я чищу зубы, а перед самым выходом слегка провожу по губам гигиенической помадой; снаружи ветер, я кутаюсь в кардиган. Когда я миную лужайку и вхожу в каменный переход западного крыла, мне опять чудятся шаги. Эхо так отвлекает меня, что я чуть не врезаюсь прямо в Бена, который, очевидно, идет в другую сторону, к моему крылу. Начался дождь.

— Так вот вы где, — мягко и неуверенно гудит он со дна своего колодца.

То, что делают сейчас мои глаза, наверняка требует активности примерно миллиарда нейронов. Они говорят: ты искал меня? — а потом, неуловимо: тогда пойдем со мной в эту арку. Я бросаю тебе вызов. В ответ его глаза произносят что-то чуть ли не вопросительное, но он повинуется; он входит со мной в арку. Мы бредем — под дождем, не спеша — вокруг Главного Здания к ступенькам вниз, на углубленную лужайку. Со стороны мы, наверное, кажемся парочкой старых пьяниц; Бен так близко, что, качаясь, мы едва не стукаемся друг о друга. В какой-то момент я подношу палец к губам и шиплю «шшш», хотя это лишнее. Никто из нас не собирается нарушать молчание. В почти угасшем свете Бен похож на величественный призрак; его мокрые черные волосы и забрызганные дождем очки создают впечатление, что при жизни призрак был интеллектуалом из южной Европы и знавал перемирие между двух войн. Мое сердце — подсевший на амфетамины чечеточник, хоть вечер мой и был слегка убит депрессантами; в ногах вдруг появляется безумное ощущение, будто они уже не ноги, а хвост. На секунду я превращаюсь в русалку. Меня вытолкнули из грозы, чтобы я его соблазнила? Или это он пришел за мной из грозы? Я снова мысленно возвращаюсь к моменту, объединившему нас тогда, на «Воздушном шаре». Впервые в жизни я довольна, что сыграла в эту игру.

Я намеренно вела его в бельведер? Возможно. Но ни он, ни я не можем так долго ждать. Углубившись в лес, потеряв из виду Главное Здание, мы резко сворачиваем налево, оглядываемся и, окончательно убедившись, что мы одни, целуемся так необузданно и так горячо, как только можем. Целуемся так, будто у нас обоих нет имен, адресов, списков «Что Нужно Сделать», номеров телефона, друзей, врагов, вообще ничего в этой жизни. Бен прижимает меня к дереву неожиданно сильными руками. «Молчи», — шепчу я, и он повинуется — молча, так и не произнеся ни слова, задирает мою юбку, достает из кармана презерватив, а потом начинает расстегивать штаны.

Вернувшись в свою комнату, я снимаю мокрую одежду и натягиваю белый «попсовский» халат. Роскошно, роскошно. Мыться сегодня не буду. Я сажусь на кровать, и все кругом такое спокойное — может быть, даже слишком. Дождь поутих, и никто не шумит в коридоре. Может, надо было остаться с Беном? И поговорить, наконец? Подробно описать друг другу свое детство, работу, бывших партнеров, дурные привычки? Нет. Все было правильно. Все было именно так, как я хотела. И, разумеется, я не буду с ним это обсуждать и не собираюсь никого посвящать в свою тайну — особенно женщин. «Вы всю дорогу молчали? Вы делали это у дерева? Ну, теперь он наверняка считает, что ты доступна, тебе не кажется? Нужно пинать их, Алиса, чтоб бежали без оглядки. А он тебя с легкостью поимел. Никуда не годится». Вообще-то он меня не «имел»; мы имели друг друга. Но попытайтесь-ка объяснить это женщине, которая думает, будто у всех мужчин на уме лишь одно и будто они перестанут тебя уважать, если ты им «дашь». Интересно, что сказала бы Эстер? По крайней мере, не этот бред. Но я все равно ей не признаюсь.

Должно быть, уже начало двенадцатого. Я встаю с кровати и сажусь за конторку. Девушки-тинейджеры. Я пишу эти слова на листке бумаги и подозрительно на них смотрю. Чего от нас ждут — что мы сразу вплотную займемся этой проблемой? Или нам следует сначала попрактиковаться в нестандартном мышлении и составлении матриц? Что будет, если сегодня ночью кто-нибудь создаст идеальный бренд для девушек-тинейджеров? Завтра мы просто разъедемся по домам?