Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

Время от времени мне разрешается сесть с бабушкой и ввести в компьютер числа, которые запускают программу, и мы наблюдаем, как черные сгустки растягиваются, растягиваются… и медленно вымирают, а не то превращаются в короткие мерцающие отрезки или попросту дохнут в следующем поколении. Под этот странный аккомпанемент пикселей на черно-белом экране мы порой разговариваем о других вещах. Я наконец выведала кое-что еще о гипотезе Римана и знаю, как использовать четырехмерные координаты (хотя и не представляю, на что будет похож результирующий граф). Бабушка объяснила: проработав все эти годы с четырьмя измерениями, она теперь способна реально видеть их у себя в голове — хотя это считается невозможным. Я читала научно-фантастическую книжку, где говорилось, что четвертое измерение — это время. Бабушка вносит коррективы.

— У времени лишь одно измерение, — говорит она. — В физическом мире мы можем воспринимать три пространственных измерения и одно временное.

Четырехмерное пространство будет очень сильно отличаться от нашего, объясняет она: вопрос о том, где у предметов внутренняя, а где внешняя сторона, бесконечно усложнится, а кубы, например, станут просто гранями чего-то еще.

Пока «Жизнь» утекает в никуда на краю внимания, мы разговариваем о математических доказательствах, о моих маме и папе и даже о том, какой бабушка была в молодости. Однажды я снова спрашиваю про кулон.

— Что ты имела в виду, — наступаю я, — когда сказала, что меня превратили в ходячее доказательство? Здесь что, правда написан ответ? — Я вытаскиваю кулон, открываю маленький серебряный фермуар и показываю цифры внутри. — Теперь я знаю, что этот символ, алеф-нуль, просто для отвода глаз, но это вот — эта строчка — это и есть дедушкино доказательство?

— Спроси у дедушки, — отвечает бабушка, точно как раньше, когда я спрашивала у нее про погоду.

— Не могу, — печально говорю я. — Он больше не желает про это разговаривать.

Последние пять минут экран на столе бурлил активностью — большие геометрические фигуры мерцали по всей поверхности. Теперь, по необъяснимой причине, они начинают вымирать и в конце концов распадаются на три короткие линии из трех бляшек каждая, которые вспыхивают — горизонталь, потом вертикаль — ad infinitum. [85] До бесконечности (лат.). Думаю, вполне уместно сказать ad infinitum про эти отрезки, ибо всякий знает: они — из числа финальных позиций в этой игре; теперь они уже никогда не изменятся.

— Это код, — после долгой паузы признается бабушка. — Который, по его мнению, у тебя получится разгадать.

— Но я не могу…

— Не сейчас. Когда вырастешь. Когда он умрет, ты унаследуешь все его бумаги. Ты ведь об этом знаешь?

Я не знала, но все равно тупо киваю.

— Он думает, что тогда, при желании, ты сможешь разгадать код и сама решишь, что с ним делать. У него с этим трудности. Он не хочет, чтобы кто-нибудь взялся добывать сокровище, но в то же время жаждет прославиться как человек, решивший загадку «рукописи Стивенсона-Хита». Может, когда-нибудь там не будет птичьего заповедника, или, возможно, вместо того, чтобы самой выкапывать сокровище, ты захочешь сообщить разгадку кафедре археологии какого-нибудь университета, и они организуют нормальные раскопки…

— А почему он сам так не сделает?

— Он ненавидит университеты.

— Ой, точно.

Мы обе улыбаемся.

— А может, опять разразится война, или, скажем, настанет день, когда тебе не будет хватать на жизнь, как нам хватает сейчас. Сокровище существует, и у тебя есть ключ. Как ты с ними поступишь, решать тебе.

— Если только оно не выдумка, — говорю я в качестве эксперимента. Я размышляла над дедушкиными словами — дескать, рукопись может оказаться мистификацией. Даже если Стивенсон и впрямь жил на свете (а согласно свидетельствам, которые дедушка добыл, это несомненно так), все равно мистификация не исключается.

Бабушка кивает.

— Если только оно не выдумка, — повторяет она. — Хотя на самом деле не важно, есть сокровище или нет. Твой дедушка решил головоломку; он хочет, чтобы люди знали именно об этом.

— И ответ здесь, в моем кулоне?

— Да.

— А ты его знаешь?

— Нет.

Теперь, благодаря долгим часам скуки и поедания тостов, мы знаем количество слов и букв на каждой странице «Манускрипта Войнича». Но этого мало; дедушка хочет, чтобы я еще и разложила все эти числа на простые множители. Пока он не начал рассказывать о простых числах, я и не подозревала, насколько они сложные. Выясняется, что каждое число либо является простым, либо может быть выражено как произведение простых чисел; вот почему их порой называют строительными блоками вселенной. Число 2 — простое, как и 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19 и так далее до самой бесконечности (или алефа-нуль). Простое число нацело делится только на себя и на единицу. 4 — не простое число, так как равно 2×2. Число 361 равно 19×19, или 19 2. Число 105 раскладывается на простые множители так: 3×5×7. Число 5625 равно 3 2×5 4, или 3×3×5×5×5×5.