Илья Стогов - Мертвые могут танцевать - Путеводитель на конец света

К тридцати годам наши родители имели маленькие, но твердые зарплаты. Они планировали летние отпуска, покупки шуб и кооперативных квартир. Мои ровесники к тридцати годам даже и не думают начать раздавать долги. Большинство именно за счет родителей и живет.

В конце 1980-х казалось, будто мы — победители. Самое свободное поколение в истории страны. Чтобы понять, что это была ошибка, понадобилось целых пятнадцать лет. А ведь впереди еще какая-никакая старость.

Никому из моих ровесников пенсия не светит. Кто-то провел жизнь в бомбоубежищах, переделанных под рейв-клубы. Кто-то сидя в кофейнях на Невском. Я — катаясь по свету. В молодости мы как-то умудрялись находить денег на еду, алкоголь и авиабилеты. Еще лет десять можем продолжать в том же духе. А потом?

Пятнадцать лет назад я жил в самом центре Петербурга, носил модные футболки и общался лишь с теми, кто завтра станут героями. Среди моих приятелей были будущие миллионеры и будущие звезды рок-н-ролла. Я был знаком с будущими мужьями самых красивых женщин мира и с теми, кому на набережных моего города непременно будут установлены бронзовые бюсты… У всех нас было блестящее будущее. Только оно так и не наступило.

Один мой приятель сегодня зарабатывает на жизнь тем, что продает тупым японским туристам фальшивую черную икру. В магазине аналоговая икра, сделанная из рыбьего мяса, стоит $2,5. Парень продает ее как настоящую, по $12. Вдуть удается от силы десять банок в неделю. Вырученные деньги он тут же пропивает с друзьями. Хорошо так жить, когда тебе семнадцать, но как быть, если тебе скоро сорок?

Другой друг юности числится рабочим при главной петербургской панк-группе. В его обязанности входит кататься с группой по гастролям, драться во время концертов с фанатами других коллективов и с утра до вечера пить с музыкантами алкоголь. Прекрасная профессия для двадцатилетнего паренька, но выдержишь ли ты такой ритм в пятьдесят?

Эти двое еще неплохо пристроились. Парень, в 1990-х снабжавший меня флаерами на первые рейвы, теперь сидит в испанской тюрьме (14 граммов кокаина). Остальные приятели работают в основном охранниками в дешевых магазинах. Две недели они ходят на службу, потом решают начать новую жизнь, увольняются, месяц ищут новую работу, потом понимают, что никакой новой жизни не бывает, и снова находят место охранника в дешевом магазине, и опять две недели ходят на службу, а потом опять понимают, что дальше так жить нельзя, и опять увольняются, и так без конца…

Двухтысячные оказались похмельем. Мой век весь вытек.

Кто-то из приятелей уже умер. Недавно, вернувшись из китайского Тибета, я включил телевизор, а там по всем каналам рассказывали, что моего одноклассника по имени Ян застрелили в Иркутске. Парень работал журналистом, поехал участвовать в выборах, перебежал какую-то лишнюю дорогу и схватил пулю. Вроде бы даже две пули: в грудь и контрольную в голову.

Не стану врать, будто событие меня потрясло. Последнее время мы с Яном почти не общались. Встречаться было незачем, говорить не о чем. А потом его взяли и застрелили…

Я полистал записную книжку в мобильном телефоне, нашел его номер, долго-долго разглядывал цифры, а потом нажал кнопку Delete. В этой телефонной книжке и так было лишь несколько номеров. А скоро их, наверное, не останется совсем.

Когда мне было шестнадцать, ночи я проводил в петербургском «Jazz-club’е». С тех пор я перепосещал чертову прорву похожих заведений. Где-то в них я потерял лучшее десятилетие своей жизни. Иногда я пытаюсь отыскать его обратно.

Последнее время, если я куда и выбираюсь, то только в бар «Дача». Заведение принадлежит губастенькой девушке-немке. Ходят в «Дачу» для того, чтобы к двум часам ночи напиться до потери человеческого облика и сплясать на столе. Летом в баре так жарко, что пот капает вам в пиво прямо с потолка.

Как-то в этом баре я встретил молодого англичанина, который прибыл в Петербург из Камбоджи через Киргизию и русский Урал. В моем городе он собирался отдышаться, Western Union’ом получить денежный перевод и порулить дальше.

Мы разговорились, обсудили страны с недорогим визовым режимом и выпили по пиву. Пять недель назад этот парень сидел в камбоджийских джунглях и рассматривал древний потерянный город Ангкор. Теперь он пытался мне об этом рассказать. Выходило у него не очень. Я знаю это состояние. Когда два месяца подряд не разговариваешь вообще ни с кем, то забываешь, как это делается.