Джулиан Феллоуз - Тени прошлого

– Ты должен сказать ей, что успел показать мне записку и что я тоже ее люблю, – проговорил он. – И буду любить до конца жизни… Ты останешься? Тебе подготовят все, что нужно.

Не могу себе поверить, что я замялся. Голову заполнили мелочные отговорки, которые вечно валятся в самый неподходящий момент: званый ужин, где я обещал быть, обед назавтра с друзьями из Мюнхена… Что находит на человека в такие минуты? Не успел я ответить, как он положил руку на мою, лежавшую на одеяле:

– Прошу тебя. Обещаю, что больше никогда тебя не потревожу, это в последний раз.

Я быстро кивнул, устыдившись, что так долго колебался:

– Конечно я останусь!

И я остался. Нам подали обед, мне и юристу, некоему мистеру Слейду, – тот предложил мне называть его Алестером. Мы вяло поговорили о глобальном потеплении в XIV веке и о «странной истории» Гордона Брауна, ковыряя в тарелках на фоне роскоши обеденного зала, располагавшегося этажом ниже спальни, после чего наконец меня проводили в комнату, которую я занимал в свой первый визит. Казалось, это было в иную эпоху, хотя происходило всего пару месяцев назад. Бассетт принес мне все для бритья, зубную щетку и пасту, постельное белье.

– Я заберу в стирку вашу рубашку и остальную одежду и верну наутро, сэр, – сказал он.

Последние несколько лет Дэмиан провел в волшебной, но совершенно необитаемой стране.

Тот же Бассетт растолкал меня после полуночи:

– Вы можете прийти, сэр? Он отходит.

Я глянул на него и увидел, что его глаза полны слез. Когда человек умирает и плачет его дворецкий, видимо, что-то в своей жизни этот человек сделал очень правильно. Я схватил выданный мне новенький халат и поспешил по коридору в комнату смерти. Когда я пришел, там было неожиданно людно: обе сиделки, врач и Алестер Слейд, которому, видимо, приказали быть, на случай внезапных изменений завещания, но он не потребовался. Атмосфера была спертая и тревожная, и мне вспомнился Людовик XVI, разбивший стекло кулаком, чтобы дать побольше воздуха рожающей жене. Когда я вошел, все обернулись и настолько слаженно отошли, расчищая мне путь к кровати, что, видимо, это была еще одна заранее подготовленная часть плана в этом исключительно продуманном уходе.

Дэмиан был едва жив, но, когда увидел меня, его губы задвигались. Я опустился на колени и наклонился над ним, поднеся ухо как можно ближе к его губам. И услышал, как он отчетливо произнес:

– Пожалуйста, скажи ей, что я тоже ее люблю…

И все было кончено.

Тест дал положительный результат, как мы с Дэмианом и предполагали, так что не оставалось сомнений в том, что справедливость восторжествует, как только уладятся все формальности. Перед нашим отъездом Алестер дал мне копию завещания и предложил внимательно его прочитать, на случай если у меня возникнут вопросы, но все было предельно понятно, хотя и потрясало масштабами. У Дэмиана не осталось в живых близких родственников, так что никто не мог оспорить его, скажем так, эксцентричные решения. Я узнал, что меня назначили на хлопотную роль исполнителя завещания. Моя задача становилась чуть менее обременительной из-за двух фактов. Первый: я занимал эту должность в одиночку и все остальные менеджеры, банкиры, члены благотворительных комитетов, финансовые консультанты обширной империи Дэмиана должны были ко мне прислушиваться. Вторым подсластителем горькой пилюли было то, что Дэмиан оставил мне крупную сумму, в благодарность за любезное исполнение кропотливой задачи, чего я не ожидал, но за что был и остаюсь безмерно ему благодарен. С уверенностью могу сказать, что это наследство категорически изменило мою жизнь к лучшему.

Еще он выделил огромную, по моему представлению, сумму: «Она должна быть поделена мной между остальными людьми в списке, на его усмотрение. Он знает, что под этим подразумевается. Я не оставляю рекомендаций о том, как это следует осуществить, поскольку благотворителем будет выступать он, а не я». При разделе этой суммы я проявил бесстыдную пристрастность, отдав львиную долю Дагмар, которая, счастлив сообщить, после этого немедленно оставила Уильяма. Я не забыл, что в своей ужасной тираде Дэмиан к одной Дагмар обратился по-доброму, из чего я заключил, что ее счастье, так или иначе, имело для него значение. Немалую долю я отдал Кандиде, за что она была очень благодарна, и еще одну – Люси. Филип потерял эти деньги за три года, потратив на очередные непродуманные бизнес-проекты. Терри, как ни странно, удачно вложила свою долю и получает неплохой доход. Кирану я выплачивать ничего не стал, поскольку он в деньгах не нуждался, но, видя в нем законного наследника доброго имени Джоанны, я выкупил так понравившийся мне морской пейзаж Тернера, висевший в библиотеке, и подарил ему. Думаю, Киран был польщен. Единственное наследство, за получение которого я несу ответственность лично, но как исполнитель имел полное право назначить, была существенная сумма в пользу Мэри, сестры Пенистона. Отчасти я чувствовал укол вины – в отличие от Пенистона, в ее жилах действительно текла кровь Белтонов, – а отчасти желал подкрепить обманную версию, что Дэмиан решил разделить свои деньги между теми, кого он любил, и их детьми. Состояние было так велико, что наследство всех вышеупомянутых женщин оставило в нем лишь незначащий след, а кое-какие подарки способствовали распространению легенды, которую Серена была готова охотно поддерживать. Конечно, мне еще нужно было заручиться обещанием молчать от Кандиды и Терри, последних, кто знал правду, но Кандида – двоюродная сестра Серены, и на нее всегда можно было положиться. Я больше опасался за длинный язык Терри и хотел было выдать ей наследство только при условии, что она подпишет договор о неразглашении информации, но оставался риск, что это предложение покажется оскорбительным и я добьюсь лишь обратного. Так что я решил полагаться на остатки ее добропорядочности. И пока не разочаровался.