Митч Каллин - ЗА ГРАНЬЮ ДОЗВОЛЕННОГО

«Просто оставайся спокойным, — думал он. — Твой голос не должен звучать нервно, не вешай трубку».

Через несколько секунд Росас был у аппарата, вежливо выслушивая то, что торопливо говорил мужчина.

— Я постараюсь быть кратким, насколько возможно, потому что я знаю, что вы, вероятно, заняты, но у меня есть информация, касающаяся убийства Рональда Банистера, я видел вчера вечером ваше обращение, так что решил, что это неплохая идея — связаться с вами…

Очевидно, изумлённый таким скорострельным изложением, детектив не мог быть менее официальным.

— Да, сэр, я буду рад слышать, что вы можете рассказать, — откликнулся Росас — его голос — живой мелодичный испанский акцент, нечто мягкое и обыденное — почти поселил панику в животе мужчины. — Вы также правы в том, что я в данный момент занят — у меня на другой линии человек, — так что не сможете ли вы явиться ко мне лично, скажем, в девять или девять тридцать?

Только если Росас гарантирует конфиденциальность, уточнил мужчина.

— Вы упоминали об этом в обращении, это то, чего я хочу.

Детектив не запнулся ни на секунду, ответил без колебаний:

— Сэр, до тех, пор пока вы не замешаны в преступлении, положитесь на моё слово — это лучшее, что я могу вам предложить.

— Хорошо, — согласился мужчина. — Достаточно честно, я это ценю.

— И последнее — назовите ваше имя. Ничего серьёзного, просто я должен знать, кого мне ожидать.

— Конечно…

Мужчина помолчал, глубоко дыша.

— Сэр, это останется между нами, хорошо? Я обещаю.

— Конечно, — сказал мужчина. — Нет проблем. Я Джон. Джон Коннор…

Несколькими секундами позже, после того как он неохотно назвал себя и повесил трубку, мужчина заметил пару F-16, летящих над городом и парящих превосходно, они резко повернули на запад, затем на север, затем на восток и, наконец, взмыли к западу и исчезли в пустыне.

Предзнаменование, верил он в то утро.

Очень хороший знак, несколькими часами позже у него тоже не было в этом сомнений.

Но сегодня ночью, вернувшись в свой спальный мешок, он представляет себе всё по-другому — не предзнаменование и не добрый знак, а просто нечто, ничего не обозначающее.

«Просто забудь об этом, — думал он сейчас. — Пусть летят, а ты забудь».

Потом всё его тело стало тёплым, он почувствовал безопасность внутри тёплого спального мешка. И тем не менее он помнит о дурных предчувствиях, которые не желали его покидать, они всегда угнетали его, и томительная картина: он сам входит в центральное отделение полиции — и истощение, которое вскоре охватило его разум. Наконец его веки закрылись и он начал засыпать (руки и ноги казались странно бодрыми, когда он лежал там на спине, вдохи стали глубже и ритмичнее, всё вокруг постепенно превратилось в ничто). И прошлое и настоящее отступили, и, пока Тобиас продолжал храпеть, мужчина путешествовал за пределами тоннеля; он на какое-то время пустился в плавание далеко за пределы своей памяти.

Оказавшись внутри центрального полицейского отделения (после того, как его направили наверх, где ожидал Росас), Джон Коннор быстро распознал, что реальность преследования по закону несколько отличается от смелых детективных постановок или тщательно разработанных триллеров, которые он смотрел всю жизнь, все эти натуралистические шоу о преступлениях рисовали несуществующую реальность, по контрасту с этими живыми стереотипами пространство, в котором располагался кабинет Росаса, не было загромождено столами со звенящими телефонами, не было следовательской суеты, загромождённых отсеков, едва похожих на комнаты.

Сигаретный дым не собирался, словно туман, у потолка.

Лампы дневного света не мигали и не гудели над головой.

Он вошёл в современный, хорошо освещённый, умело обставленный офисный коридор (серое ковровое покрытие, высокие перегородки, компьютеры, факсы и ксероксы, ни намёка на грубые лица криминалистов — просто сосредоточенные лица в кабинетиках). Ни у одного, как он заметил, не было в руках пластиковых стаканчиков, никто не прихлёбывал из них торопливо, записывая чьё-то заявление.

Офицер в форме задел его, проходя, в руках — кипа тонких бумажных папок.

— Как дела?

— Хорошо, — ответил он. — А у вас?.. — спросил, но не оглянулся.

— Довольно прилично, — ответил офицер.

Никто не шумел, никто не разговаривал слишком громко.

Мелкие преступники не были прикованы наручниками к металлическим стульям и не подвергались допросу.