— Скажи, командир, нет ли у тебя случайно дара живописца?
— Почему же случайно? — оживился офицер. — Как раз вполне закономерно: у меня оба деда оформители, а обе бабушки дизайнеры, не говоря о том, что все они евреи. То есть, если такая фундаментальная вещь, как еврейство, передается по наследству, то что уж говорить о такой мелочи как дар живописца. А что?
— А у меня этого дара нет. Представляешь, командир, чем только мои бабушки и дедушки ни занимались, но только не дизайном и не оформительством, словно для них этого вовсе не существовало. Как нарочно.
— А двоюродный дядя?
— Это который Сталина уговорил? Нет, можешь мне поверить, кисти никогда в руках не держал. Но все равно пал жертвой необоснованных репрессий периода временных отступлений от марксистско-ленинских норм партийной жизни. Нормы-шнормы, понимаешь, и нет человека. А сколько бы еще всего насоветовать мог, как в области изобразительных искусств, так и вообще. Глядишь, со временем, и в Израиль бы репатриировался. Или пал смертью храбрых на какой-нибудь русской войне. Разве угадаешь! А чего это ты вдруг про дядю заговорил?
— Черт его знает, — честно признался офицер. — Просто подумалось.
Моше Рак пристально взглянул на офицера, пытаясь рассеять свои последние сомнения, и решил довериться собеседнику:
— Есть у меня замысел одной картины, — несколько смущаясь, сообщил он. — Рассказать?
Офицер приосанился, подтянул ремень, поправил берет и, наконец, обнаружив себя в полном порядке, произнес:
— Слушаю, господин инспектор.
— Хочу изобразить распятие Арафата.
Офицер вытянулся пуще прежнего, но суть художественного замысла, похоже, не озарила его сознания. Зато явно чем-то озадачила.
— Не понимаю, господин инспектор, — так и заявил он.
— И я не понимаю. Но что-то в этом все-таки есть. Если, конечно, мастерски исполнить. Представляешь, Арафат на кресте, а вокруг злорадствующие сионисты. Сможешь?
— Смогу, наверное, — взвесив свои возможности на поприще карьеры живописца-любителя, не сразу ответил офицер. — Но, по-моему, это сильно оскорбит чувства верующих христиан.
— С чего ты взял? Думаешь, они к Арафату плохо относятся? Или к сионистам хорошо? Ну, ладно, бывай. Чувствую, не увидимся больше.
Автобус тронулся и уже через пять минут его задержал летучий патруль палестинской полиции.
— Кто тут Раяд?
— Причем тут Раяд? — попытался наладить диалог Моше Рак. — У нас все документы в порядке. Репертуар хора согласован с отделом песен и плясок палестинской администрации в рамках программы «Культура и территории в обмен на непротивление злу насилием». Вот, культуру, согласно достигнутой договоренности, мы вам уже доставили. Этот хор лауреат многих международных премий эпохи политкорректности и многократный обладатель главных и поощрительных призов фестивалей народно-освободительной песни. Как поют, как поют, чистый постмодернистский кантри-фольклор — заслушаешься, ей-богу!
— Он еще спрашивает, причем тут Раяд, — до полного потемнения и без того смуглого лица возмутился старший. — Воистину, есть ли предел вашему лицемерию?
— Еще одно слово, и я вызову шагающий вертолет, — пригрозил господин Моше Рак, в свою очередь потемнев. — С вами совершенно невозможно иметь дело, вы же явно и, похоже, сознательно срываете выступление хора.
— Хор-шмор, — совершенно недипломатично фыркнул старший. — Кто тут старший, я или не я?
— Ты тут старший! — дружно отчеканили младшие полицейские.
— Да, старший тут ты, — вынужден был согласиться Моше Рак. — Но и я — инспектор.
— Это ты у себя инспектор, — резонно заметил старший, — а тут я — старший. Сам же сказал. Значит, так. Раяда мы сейчас, конечно, повесим, а тебя арестуем. Остальные пока свободны, — он в сильнейшем недоумении развел руками. — А как же нам еще противостоять вашим шагающим вертолетам? Только акции отчаянья. Вот, значит, от отчаянья тебя по всей видимости и разорвет толпа возмущенных, обездоленных, безграмотных, но годных к нестроевой феллахов, штурмом взявшая отделение нашей полиции, куда мы тебя и доставим. В конце концов, миру должен надоесть этот кровавый клубок насилия в Палестине. Нет Израиля — нет проблемы.
— Проблема есть! — что есть силы закричал Моше Рак. — Вы лжец! Проблема есть. Израиля две тысячи лет не было, а проблемы все равно были, были, были.
— Не кричите! Я больше не могу слушать эту отвратительную демагогию, — в свою очередь взорвался старший. — Арабского государства Палестина вообще никогда пока еще не было, а проблемы уже есть и будут, будут, будут! Так кто же кого проблематичнее, я вас спрашиваю? — он перевел дух и, несколько успокоившись, вновь перешел от теории к практике. — А что же наш инфан тербиль? Неужели до сих пор не повесили?
Читать дальше