Кларисса Пинкола Эстес - Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет

За эту возможность я прежде всего хотела бы поблагодарить моих дорогих приемных родителей, Йозефа и Марушку, а также их восемнадцать братьев и сестер, с одним из которых — дядюшкой Зоваром — мы были особенно близки. Все они — включая их супругов и свояков, равно как и тех наших родственников, которых мы потеряли во время многочисленных войн и эпидемий — и составляют мою семью, насчитывавшую шестьдесят два человека.

Десятеро представителей старшего поколения, которым сейчас по восемьдесят-девяносто лет, слава Богу, живы до сих пор. И они, и те, кто ныне покоится с миром, для меня всегда живее всех живых, и я превозношу их, благодарю их и преклоняюсь перед ними. Поистине — таких, как они, больше нет и уже не будет на земле.

Кроме того, мои благодарности Тому Грэйди, который понимал, что для детей все дяди — гиганты; Кипу Котцену — за его бесконечную доброту ко мне; моя признательнось за бесконечную любовь и терпение — Ти-Джею, Хуану, Люси, Вирджинии, Шери, Чарли и Лоис. Всем им огромное спасибо. Наконец, особая благодарность — НедуЛивитту, который, не побоюсь сказать, вершит судьбы неба и земли.

Всем депортированным и эмигрантам моей семьи, пересекающим реку снова и снова, в двух направлениях, со своими сомбреро и своими сердцами в руках. (прим. OCR)

В старину в деревнях случалось слышать истории, которые по соображениям логики или по каким-либо причинам духовного свойства «ходили парой», словно закадычные друзья. У нас в семье знание этих историй, их сочетаний и подтекстов достигалось десятилетиями того особого ученичества, когда младшие внимают старшим, обратясь в слух, пусть даже для виду скептически посмеиваясь.

Мои детские истории во многом выросли из бесконечных рассказов и назидательных притч моей тетушки Кати, одной из старших сестер отца. Как заведено у крестьян, на первом месте стояли библейские сюжеты, подбираемые рассказчиком к большим церковным праздникам или к чьим-нибудь именинам.

Приведенное далее представляет собой краткую версию литературной сказки, опубликованной в 1970 г. в книге К. П. Эстес «Сотворение историй».

От венгерского szivar, что значит «сигара».

Война никогда не заканчивается в одночасье. Первая война идет, пока ведутся военные действия. Вторая, куда более затяжная, начинается, когда прекращаются сражения; она длится многие годы. Порой для того, чтобы закончилась война, должно смениться несколько поколений.

Такая обувь ручной выделки называется bocskorok. К вязаному верху притачивают тонкую дубленую подошву, «чтобы чувствовать землю, по которой ступаешь». В детстве меня неизменно поражал тот факт, что в любую пару можно обуваться как угодно — что на правую, что на левую ногу.

Многие в нашей семье считали, что в каждом христианине скрыты корни древней иудейской веры. В нашем мировоззрении есть много идей и верований иудейского происхождения, например, мицва — заповедь, или благословение, и в особенности — мицва гостеприимства.

У меня на родине, в Венгрии, верят, что если, проткнув кору, вбить в увядающее плодовое дерево железный гвоздь, можно вдохнуть в него новую жизнь. Символика живого дерева, протыкаемого гвоздями, еще живет в каждом из нас.

Одним из способов постичь целительную природу историй для меня была практика вопросов и ответов. В историях всегда скрыты определенные истины, которые должен постичь слушающий. Хотя кто-то может счесть подобную манеру обучения старомодной и нелепой, на самом деле истории — это утонченный способ передавать другим знание жизни через с символическое содержание и подтекст повествования.

«В армии нет дядюшки Петра». В Венгрии «дядюшка Петр» — одна из фольклорных ипостасей Санта-Клауса.

В нашей семье многие полагали, что учить девочек — только зря время терять. Но одна из моих бабушек, несмотря на то что сама не умела ни читать, ни писать, всегда спорила с этим, говоря, что дать образование женщине — значит выучить всю ее семью.

В другой, гораздо более короткой сказке на ту же тему Ганса Христиана Андерсена все заканчивается тем, что дерево сгорает в камине. Истории, берущие начало в традициях нашей семьи, по большей части несколько мрачнее, и финалы их, как правило, значительно отличаются от финалов вылизанных и приукрашенных классических вариантов. Полагаю, наши истории приняли такую форму из-за того, что многие члены нашей семьи встречались лицом к лицу со смертью и ужасами войны.