Кларисса Пинкола Эстес: Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет

Елочка ждала, от волнения затаив дыхание. Когда с коробок сняли оберточную бумагу, внутри оказалось полным-полно самых разных украшений из тончайшего стекла. Там были целые гирлянды из клюковок и красивые маленькие свечки в разноцветных стеклянных подсвечниках.

И все это во множестве развешивалось на нашей елочке. А потом — о, что за чудное зрелище! — одну за другой зажгли дюжины свечей и стали размещать их кругами и спиралями на ветвях, все выше и выше, и вот елочка засияла совершенно несказанной красотой.

«Так вот о чем говорили старые деревья у нас в лесу!» — подумала она. И постаралась выпрямиться и стать еще выше и раскидистее. Дети кричали от радости и водили вокруг нее хороводы, а взрослые пели и играли музыку, а потом самый маленький мальчик, которого дедушка взял на руки, водрузил на самую верхушку елочки красивую бумажную звезду.

Той ночью, после того как детей увели спать и сама елочка уже тоже сонно зевала, а в окно светила огромная яркая звезда, в комнату тихо вошли дедушка и бабушка с подарками, завернутыми в мягкую коричневую бумагу и в красивые разноцветные лоскутки, сшитые между собою яркими ленточками. Они положили под елку маленьких лошадок, поросят и уточек, и еще коровок, сделанных из яблок и апельсинов, с ножками из палочек и нарисованными глазками и носиками, чтобы у них были приветливые, улыбающиеся мордочки. И все это они сделали своими руками, с бесконечной любовью, желая удивить и порадовать своих внучков и внучек.

Наутро елочка проснулась в тот миг, когда дети вбежали в комнату и радостно закричали:

— О, посмотрите на нашу прекрасную елочку! А под ней — подарки! И они кинулись развертывать кульки и пакеты. Сначала на свет появились прелестные тряпичные куколки с локонами из ниток и в домотканых платьицах. За ними последовали деревянные тележки и фургончики с настоящими вертящимися колесами.

Смеясь, дети срывали конфеты с веток, а елочка шуршала в ответ, радуясь тому, что может принять участие в таком удивительном празднике, как ей и мечталось в лесу долгими зимними вечерами.

К вечеру дети заснули на ковре в гостиной, взрослые тоже задремали, и даже собака и кошка разбрелись по своим углам. Елочка размышляла о своей необычной судьбе и обо всех случившихся за последнее время событиях. Она чувствовала себя очень-очень счастливой.

Ночью, когда все сладко сопели и похрапывали — собака и кошка вот так: «ззззззз», а мама с папой и бабушка с дедушкой так «ЗЗЗЗЗЗЗ», — елочка тоже крепко спала и видела во сне свою новую жизнь.

На следующий день и на следующий она гордо стояла в гостиной, хотя и несколько потрепанная от того, что дети пообрывали с ее ветвей все украшения, а звезда лихо сползла набекрень. Тем не менее все шло отлично, даже когда елочка увидела, как большинство взрослых и детей садятся в сани и уезжают.

«Они вернутся к вечеру, — подумала она, — и поставят меня снова в прохладную свежую воду, а то у меня так болит ствол. Они снова нарядят меня, и опять начнется праздник».

А потом отец семейства подошел к елочке, снял с нее все украшения и положил их обратно в коробки, на подстилку из мягкой ваты. Он вынул елочку из ведра с водой и сильно встряхнул ее, чтобы то, что могло застрять в ветвях, обязательно выпало на пол. Когда на ней остались только гирлянды из высохшей клюквы, он взял ее и вынес из комнаты.

Елочку ошеломило такое грубое обращение, но она все еще не теряла надежды. «Интересно, в какую комнату он понесет меня теперь?» — думала она, представляя, как ее снова поставят в воду и будут наряжать, а потом будут дети и подарки, песни и танцы. И она тихонько вздохнула, думая обо всем об этом.

Но ее грубо потащили вверх по деревянной лестнице, все вверх и вверх, и чем выше они забирались, тем уже становились ступеньки. А когда добрались до верхней площадки, открылась какая-то маленькая дверца, и елочку безо всяких церемоний швырнули внутрь. В ужасе и отчаянии она закричала: «Почему так темно?!» — но никто ее не услышал, потому что дверь уже захлопнулась и слышался только удаляющийся топот вниз по лестнице.

Тут дядюшка глубоко вздохнул, сжимая сигару в своих страшных черных зубах.

— Вот, — сказал он, — мы и подошли к тому месту в истории этой маленькой жизни, когда ясно только то, что ничего не ясно. Понимаешь, что я имею в виду?

Мне казалось, что да, хотя полной уверенности не было. Я надолго задумалась, а потом сказала:

— Если скрипач потерял скрипку, он еще может играть?