Иосиф Гольман - Ради тебя одной

– Меня не интересуют ваши акции, – спокойно сказал Ефим. – Более того, я хотел бы предложить вам купить наши ценные бумаги. Это может спасти вас от разорения.

– От чего? – усмехнулся Жаба.

– От разорения, – повторил Береславский. – А также от краха, катастрофы, депрессии, СПИДа и кровавого поноса. Выбирайте что нравится.

– А вы не просто наглец, – даже с каким-то удовлетворением произнес Прохоров.

– Да, не просто, – согласился собеседник. – Наглость – это попытка добиться чего-либо без весомых аргументов. А у меня – весомые.

– Что вы предлагаете? – спросил Прохоров. Конечно, этот бизнес-сопляк, вставший на тропу войны, его не пугал. Его больше пугало потерянное время. Он отдавал себе отчет, что следующие выборы, скорее всего, пройдут уже без него. А может, депутаты почтут память коллеги еще и в нынешнем созыве. Но он не собирался отнять у себя сладкое удовольствие мести.

– Я хотел бы к вам сейчас заглянуть.

– С какой целью?

– Сделать вам предложение.

– Делайте.

– Нет. Либо лично, либо никак.

– А если – никак?

– Значит, вы меня не увидите, а мое предложение будет снято с рассмотрения.

Прохоров посмотрел на Вепрева. «Пусть приходит», – губами сартикулировал тот.

– Когда вы будете здесь? – спросил Жаба у собеседника.

– Через пять минут.

– Хорошо, – сказал Прохоров и нажал на кнопку отбоя.

– Чего он хочет? – спросил Вепрев.

– Помнишь роман, из которого он берет цитаты? – вопросом на вопрос ответил начальник.

– Да.

– Там молокосос убил двух крутых сразу. Именно потому, что от него этого не ожидали. И еще потому, что, как ты говоришь, его загнали в угол.

«Прощен?» – не поверил своим ушам Вепрев.

– Догола обыщем, но оружия у него не будет.

– Да уж, пожалуйста, – улыбнулся Прохоров. Не может быть у такого урода ничего серьезного. Не тот ресурс. А если он романтично припрется сюда с пушкой, это все упростит. – И насчет Испании все остается в силе, – добавил Анатолий Алексеевич. Вепрев постарался не показать, что эта часть приказа ему не нравится. Много лишних хлопот. И никакого эффекта.

Когда Ефим перезвонил, у меня упало сердце. Пожалуй, только теперь я понял, во что ввязался.

Он пошел в дом Жабы. А я остался здесь, у амбразуры, закрытой полиэстровой сеткой. Береславский меня во все уже посвятил. Ткань, на которой печатают наружную рекламу, – это поливинилхлорид, армированный полиэстровой сеткой. Просто-таки необходимая мне информация. Особенно – сейчас.

Я достаю нож и вырезаю кусок, закрывавший сектор обстрела. Конечно, дырку пятнадцать на пятнадцать сантиметров на фоне здоровенной «драпированной» стены не очень-то заметишь, но именно сейчас наблюдение может быть усилено. А может – и нет. Режим секретности нашего мероприятия, похоже, удалось сохранить.

Я навожу прицел на искомую точку нарисованного на баннере мобильника.

Все. Я готов.

Самое страшное – если он не сумеет мне позвонить. Тогда я начну стрельбу в тринадцать тридцать. Ровно. В белый свет как в копеечку. Не зная, есть ли кто в кабинете или нет. А самое главное – не зная, в какой стороне кабинета в данный момент находится Ефим. Но – такой уговор. И Береславский взял с меня страшную клятву, что я открою огонь, несмотря ни на что.

Я в сотый раз проверил снаряженные магазины. Их – четыре. Двадцать огромных, чудовищных патронов. Если бы не дульный тормоз – как на артиллерийских системах, – отдача снесла бы меня к задней стене студии. Все пули – с металлокерамическим тяжелым сердечником. Они должны прошить полкирпича и стену-перегородку, как раскаленная игла – сливочное масло. Лучше их только патроны с сердечником из обедненного урана, наподобие тех, что использовали американцы в войне в Заливе. Но я таких в своей боевой практике не применял, только читал о них в специальной литературе.

Время тянется медленно-медленно, мое сердце стучит чуть не вдвое быстрее секундомера. Хотя обычно они идут вровень.

Что они там с ним делают? Ох какое поганое ощущение: твой друг идет в атаку, а ты сидишь в тылу. И такое чувство вины, что перебивает даже страх смерти.

Я еще раз проверил прицел. Точно в середку кнопки меню на нарисованном сотовом телефоне. Хотя с большим удовольствием я бы влепил один из снарядиков в глаз нарисованному ублюдку. Он у меня вторая по желанности цель после Жабы.

Неужели эту тварь с телефоном рисовал наш Сеня Тригубов? Он тут рассказал мне ужасную историю, как ему по суду дали шесть месяцев, правда – условно. Я сначала не поверил, пока он не показал мне справку из ГУИНа – Главного управления по исполнению наказаний.