Луи де Берньер - Мандолина капитана Корелли

Мандрас, не веря, посмотрел на Гектора, а тот свирепо уставился на него.

– Если хочешь быть с нами, ты должен научиться вершить правосудие! Этот человек признан виновным. Давай же, бей!

Бить коллаборациониста – противно, но возможно. Он разок ударил человека веревкой, несильно – из уважения к возрасту, – но Гектор нетерпеливо воскликнул:

– Сильней, сильней! Ты что? Баба?

Мандрас ударил старика снова, чуть сильнее.

– Еще! – командовал Гектор.

С каждым ударом становилось легче. В сущности – просто развлечение. Словно вся ярость, накопившаяся с раннего детства, схлынула внутри, освобождая, обновляя, очищая. Старик сначала взвизгивал и подскакивал боком при каждом ударе, вертелся и ежился, а потом, жалобно скуля, просто бросился на землю. Мандрас вдруг понял, что может быть богом.

Вперед выбежала девушка лет девятнадцати, увернулась от боевика и бросилась в ноги Гектору. Она задыхалась от страха и отчаянья.

– Отец! Отец! – воскликнула она. – Пощадите его, будьте милосердны, он старик, бедный мой отец!

Гектор опрокинул ее на землю, толкнув ногой в плечо.

– Заткнись, товарищ! Кончай скулить – или я не отвечаю за последствия! Уберите ее кто-нибудь!

Она умоляла и рыдала, но ее уволокли, а Гектор взял у Мандраса веревку.

– Это делается так, – сказал он, словно объясняя мудреный научный вопрос. – Начинаешь сверху… – Он полоснул человека по плечам, оставив на них широкий разрез. – …затем то же самое делаешь снизу… – Он просек еще одну кровавую полосу на пояснице. – …а потом заполняешь промежуток параллельными линиями, пока не сойдет вся кожа. Вот что я имею в виду, когда говорю «бей его».

Мандрас даже не заметил, что человек перестал шевелиться, перестал пронзительно кричать и скулить. Молча и решительно он заполнял пространство между линиями, проходя еще раз там, где казалось, что осталась розовая кожа. Мышцы плеч ныли, их ломило, и он, наконец, остановился вытереть рукавом со лба пот. На бесформенную массу, в которую превратилась спина старика, уселась муха, и он прихлопнул ее еще одним ударом. Гектор шагнул вперед, забрал у него веревку и вложил в руку пистолет.

– Теперь убей его. – Он приложил к виску указательный палец, а большим изобразил курок.

Мандрас опустился на колени и приложил ствол к голове старика. Он колебался, где-то в глубине сознания ужасаясь себе. Чтобы не казалось, что он медлит, он взвел курок и слегка потянул за спуск. Он не мог этого сделать. Крепко зажмурил глаза. Нельзя терять лицо. Он должен выглядеть мужчиной в глазах других – это вопрос чести. Так или иначе, палачом был Гектор, а он – всего лишь исполнитель. Человек приговорен к смерти и умрет в любом случае. Он немного походил на доктора Янниса – такие же жидкие седые волосы и выступающий затылок. Доктор Яннис, считавший его недостойным приданого. Кого волнует еще один бесполезный старик? Лицо Мандраса скривилось от напряжения, и он нажал курок.

Потом, не веря, посмотрел не на кровавое месиво костей и мозгов, а на дымящееся дуло пистолета. Гектор похлопал Мадраса по спине и сказал:

– Годишься.

Мандрас попытался встать на ноги, но сил не было, и Гектор, просунув руку ему под мышку, поднял его.

– Революционное правосудие, – сказал он. И добавил: – Историческая необходимость.

Когда они уходили из деревни, ступая по пыли и острым камням, вновь сжавшимся до тропинки, Мандрас чувствовал, что не может никому смотреть в лицо, и бессмысленно глядел в грязь под ноги.

– А что он сделал? – спросил он наконец.

– Поганый старый ворюга.

– Что он украл?

– Ну, это было не совсем воровство, – ответил Гектор, сняв феску и почесав голову. – Тут англичане сбрасывают провиант – нам и для ЭДЕС. Мы дали строгие указания жителям округи – докладывать о каждом сбросе, чтобы мы могли первыми до него добраться. Вполне разумно в данных обстоятельствах. А этот пошел и доложил о сбросе в ЭДЕС, а потом еще открыл одну коробку и взял бутылку виски. Мы нашли его под парашютом – валялся пьяный в стельку. А это – кража и неподчинение. – Гектор надел феску. – С этими людьми приходится быть твердым, иначе они начнут творить что вздумается. В них полно неверного понимания – как раз от этого мы должны их избавить в их же интересах. Ты не поверишь, но половина этих крестьян – монархисты. Подумать только! Отождествлять себя с угнетателями!

Мандрасу никогда не приходило в голову быть чем-то иным, кроме монархиста, но он согласно кивнул и спросил: