Джон Апдайк - Докторша

Когда они с доктором снизошли до визита семье американцев, проживших почти месяц в Бухте, и появились в их доме, Ханна затрепетала от гордости и даже разбила в кухне чашку. Доктор был маленький, тщедушный человечек, очень говорливый, с юмором неудачника. Пальцы у него были желтые от контрабандных сигарет. Он курил «Кэмел», но сейчас на острове можно было достать только «Честерфильд», а они не такие крепкие. Сигарет с фильтром он никогда не видел. Они с женой прожили в тропиках десять лет – в Британской Гвиане, на Тринидаде, на Барбадосе и теперь вот здесь. Он мечтал перебраться в Америку, разбогатеть, а потом вернуться домой и жить где-нибудь в Йоркшире. Сегодня доктор уехал на Сен-Мартен.

– А скажите, – спросила жена доктора, раздраженно стряхивая с колен песок, – у вас в Америке цветным хорошо живется?

– В каком смысле? – спросила Ив.

– Довольны ли они своим положением?

– В общем-то нет, – сказал Ральф. Он решил, что лучше, если ответит он, а не Ив. – В некоторых штатах дела обстоят лучше, в некоторых хуже. На Юге, конечно, открытая дискриминация, на Севере им приходится жить в трущобах, зато официально они равноправны.

– Да, – вздохнула докторша, – что говорить, проблема.

– Для кого проблема? – вспыхнула Ив и опустила раковину, которую рассматривала. Она окончила один из тех женских колледжей, где старостой класса может стать только представительница национального меньшинства или калека. Когда она говорила о том, что происходит в Южной Африке, у нее срывался голос. Она защищала каждого – будь то Фидель Кастро, Бен-Гурион [2]или Мартин Лютер Кинг [3], – кто, по ее мнению, выступал от имени угнетенного народа. Что такое автоматически раздаваемое сочувствие оскорбительно для людей, не приходило ей в голову. Потомок англичан с небольшой примесью русской и французской аристократической крови, она не признавала за менее привилегированными даже права внушать страх.

Жена доктора снова устремила взор к горизонту, и Ральф подумал, что они ей, наверное, нагрубили. Острый профиль женщины излучал легкий, подчеркнуто благородный упрек. Но положение обязывает, – смягчившись, она попыталась продолжить разговор. Повернула голову, прикрыла ладонью глаза и натянуто улыбнулась, обнажив в улыбке ровные белые зубы.

– А школы? – спросила она. – Они могут учиться в ваших школах?

– Разумеется, – быстро ответил Ральф и в эту минуту понял, что для нее это вовсе не разумелось. Она ничего не знала о его стране. Измерив всю меру ее невежества и перейдя на твердую почву фактов, он почувствовал себя увереннее. – Школ у них никто не отнимает. На Юге они раздельные, но на Севере, на Западе и в других местах проблемы не существует. – Он опустил голову, чувствуя спиной, что Ив осуждает его за «проблему».

– Интересно, а ваши дети, – веснушки докторской жены сбежались к глазам: она прицелилась, – будут они учиться в одной школе с неграми?

– Господи боже мой, конечно! Почему бы нет? – Ему стало немножко легче: с этим все ясно, эту дверь он запер. Теперь, надо думать, докторша угомонится и заведет разговор о чем-нибудь другом.

– Да, конечно, – вздохнула она, – в Америке эта проблема давно существует, вы с ней свыклись, а в Англии все только начинается – вы знаете, негры буквально наводнили Лондон.

Две догонявшие друг друга волны побежали по песку и с легким толчком накрыли им ноги. Потом вода хлынула обратно, журча вокруг их ступней.

– Вы говорите так, будто они сами хотели стать рабами и оказаться здесь, – тихо сказала Ив.

– Мама, мама, посмотри! – раздался голос Кэт и одновременно с ним восторженный вопль маленького Ларри.

Две детские фигурки вдали склонились над чем-то темным, что лежало на песке. Из-за камней показались старуха в платке и обнаженный по пояс молодой рыбак – посмотреть, чему так радуются эти странные дети. Ив встала, бросив на тело докторши – так чтобы видел Ральф – негодующий взгляд, словно море выкинуло на чистейший песок что-то грязное и отвратительное.

Когда Ив отошла, жена доктора сказала:

– У нее великолепный загар, правда?

– Да, загар к ней легко пристает. Она немножко француженка.

Жена не слышала их, и Ральф с облегчением растянулся на песке. Лавировать между двумя женщинами оказалось делом сложным и утомительным. Он покорно приготовился слушать: он был уверен, что сейчас докторшин язычок развяжется. Присутствие еще одной белой королевы стесняло ее, ущемляло ее власть.