Ольга Романова: Бутырка. Тюремная тетрадь

10.09.08

Я заметил закономерность: после прихода любых людей, связанных с семьей, или передачи каких-либо личных вещей становится очень тяжело на душе.

Получил сегодня книги, переданные женой. Это тоже было тяжело. Даже переезд из камеры в камеру, который занял больше трех часов, не отвлек от грустных мыслей. Так что остается только ждать. Нет чувства контакта — и захлестнула ностальгия.

14.09.08

Закончилась неделя. Если судить по арестантским меркам — неделя удачная. В понедельник был последний солнечный день. Нас отвели в баню и на прогулку! В тюрьме есть правило — если водят в баню (то есть в горячий душ), то в этот день прогулки нет. Но в понедельник было и то, и другое. Впервые нас отвели в угловую камеру для прогулок, где небо было не просто в центральной части камеры, а простиралось вдоль длинной левой стены, что позволило принять солнечные ванны. Вместо обычных 30–40 минут гуляли полтора часа. Повезло, попался хороший офицер.

Во вторник мы неожиданно переехали в другую камеру. Свежую, после ремонта. Эта камера также без стекол. Наверняка при +25 это здорово. Но в условиях наступающей зимы это сомнительное удовольствие. Ну а погода — это испытание, через которое надо пройти.

Удачная ли была неделя? Не уверен, что это верный вопрос. Неделя была в бытовом плане неплохой. В плане жизни появилось понимание, что когда бы я ни вышел, начинать надо будет все с нуля. Готов ли я к этому? Это все равно, что сказать самому себе — слабо?

Буду концентрировать все силы для этого: буду стараться сохранить то, что возможно, а далее — все с удесятеренной силой. Главное сохранить отношения, силы и здоровье.

Окружение здесь, как в пионерском лагере — веселое, но месяца-двух достаточно, чтобы достало это. Общаться не с кем.

Каждый день накатывает грусть.

15.09.08.

Сегодня очередной раз общался с местным оперативником. Наши встречи проходят 2 раза в неделю. Я охотно обсуждаю все вопросы в нужном мне русле, ничего не пишу, стараюсь подвести его к обсуждению нейтральных тем.

Мне задается вопрос: «Ну что, подумали?». Я отвечаю — «Да, готов рассказать Вам о компании Х и ее акционере С. (это заказчик моего дела) все, что знаю преступного, а также о том, с кем меня этот С. познакомил, в том числе и с теми людьми, о которых Вы мне задаете вопросы».

Опер смотрит в свои записи. «У меня, — говорит, — про этого С. ничего нет. Подожди, — говорит, — я должен это уточнить».

Следующая встреча начинается со слов, что ему этот С. не интересен, а надо говорить лишь об одном человеке, М. Я задаю вопрос — так все же, что Вас и для чего интересует. Опер злится, говорит, что об этом много раз уже говорил — нужны мои показания, что М. преступник. Как только эти показания оказываются у опера, этот М. сразу заезжает в тюрьму, а я выхожу.

«Позвольте, — говорю я, — но Ваша сделка нечестная, даже если Вы найдете в моих словах состав преступления, он, М., обладает иммунитетом и по любому сюда не заедет». Опер смотрит в свои бумажки, удивляется, но встреча опять заканчивается.

Очередная встреча начинается с нового предложения — я просто пишу, а меня просто выпускают под подписку о невыезде. Дальше, говорит опер, суд решит.

Хорошо, — говорю, — начну рассказ с того, что известно мне из прессы — в середине 90-х годов у М. работал некто Френкель, обвиняемый в организации убийства Андрея Козлова. Но М. его уволил, так как Френкель баловался обналичкой.

Тут опер переходит на другую тему — знаю ли я, сколько стоит обналичка сейчас. Я подробно рассказываю ему, что дешевле и проще платить 13 % подоходного налога и получать доход официально. И так далее. За обсуждением разных вариантов налоговых оптимизаций проходит еще час, наше время истекло. Встреча снова закончилась.

На сегодняшней встрече мне выдали официальный бланк чистосердечного признания. «Ну, — говорят, — пиши». «Постойте-ка, — говорю, — мы же говорили не о чистосердечном признании, а о некой интересующей Вас информации». «Да, — отвечает опер, — но других бланков у нас нет. Давайте, пишите здесь». «Нет, — говорю, мы так не договаривались». «Тогда пиши на чистых листах бумаги». Я предлагаю написать краткий перечень интернет-сайтов, где можно почитать об этом человеке в десятки раз больше, чем может быть известно мне. Опер понимает, что наш разговор возвращается к началу, злится, но время вышло. Меня пора вести в камеру.